Текст: Наталия Нехлебова
14-летнюю девочку арестовали по подозрению в терроризме в ноябре 2023-го. Почти год она провела в СИЗО. Над ней издевались, ее насиловали соседки по камере — в результате девочка уже несколько месяцев находится в психиатрической больнице. А следствие по делу все продолжается
«У нее темные волосы, как у меня, — говорит Ольга, мама арестованной Любы. — Три прядки она покрасила в белый цвет. Следователь все спрашивал, почему у нее прядки такие неформальные. Там, в тюрьме, ей эти прядки состригли».
«Люба застенчивая — это ее основная черта, — рассказывает учительница Марина Коваленко (она преподавала девочке дополнительно английский язык). — Мне она показалась чувствительной и милой: всегда смущенно улыбалась. Неагрессивная совсем, очень дружелюбная. Обычный подросток, не заброшенный, мама ею занималась. У нее совершенно адекватные подростковые увлечения и адекватное поведение. Думающая девочка, не пустышка».
Родители Любы в разводе больше 10 лет. Когда ей было четыре, в семье появился отчим. Он работает автоэлектриком. Мама Любы — бухгалтер. У девочки есть старшая сестра. По словам матери, отношения с отчимом у Любы хорошие. А с отцом последние пять лет она не общается: постепенно он все реже появлялся в ее жизни, потом исчез вовсе.
Училась Люба не без троек, но в основном хорошо. Шесть лет занималась танцами. Выступала на разных конкурсах: стена в ее комнате увешана дипломами за выступления, их пятнадцать. Окончила музыкальную школу по классу гитары. Увлекалась электрогитарой, слушала рок, пробовала переводить песни с английского.
Самодельное взрывное устройство
15 ноября 2023 года в 10 утра в школу, где училась Люба, нагрянула полиция и следователи. Они допросили девочку, а через час после допроса в школу вызвали маму и сообщили, что ее дочь подозревают в экстремизме: она взорвала петарду.
«Я думаю: боже мой… Что это?.. Какая петарда? — вспоминает Ольга. — Дочка ревет, ничего сказать вообще не может».
Маме показывают постановление на осмотр жилища. В дом приходят следователи, полиция, понятые.
«Спрашивают, где петарда, — продолжает Ольга. — Люба выкинула ее в мусор, а старшая дочь мусор вынесла. Они велели пойти и найти ее, иначе по камерам все равно найдут. Старшая дочь сходила, принесла. Следователи вызвали кинолога с собакой. Собака не отреагировала на петарду как на взрывное устройство. Следователь снова допрашивала Любу. Закончили они в семь вечера. Все это время мы не могли даже поесть».
На следующий день девочку с мамой вызвали в Следственный комитет (СК) — якобы для дачи более предметных показаний. Они пришли к 11 утра. В СК им предъявили постановление о возбуждении уголовного дела и об аресте.
«Они ждали только адвоката, — рассказывает Ольга. — И в 16:00 Любу у нас забрали. Для нас это был чудовищный шок».
Девочку увезли в федеральную Исправительную колонию № 1 в Дмитровском районе: там находится следственный изолятор (СИЗО) для несовершеннолетних.
Что это было
По словам Ольги, ее дочь в тиктоке наткнулась на несколько видео о подростках, совершивших массовое убийство в американской школе «Колумбайн»в 1999 году.
«Люба хотела понять, почему они это сделали, — считает Ольга. — Прочитала несколько статей в интернете об этой трагедии, но нигде не нашла ответа. А так как она читала, ей стало попадаться все больше видео и ссылок на эту тему».
Под одним из видео была ссылка на телеграм-каналы, обещавшая подробности о жизни тех подростков и о том, почему они это сделали. Для того чтобы присоединиться ко второму, закрытому телеграм-каналу, нужно было подписать шаблон анкеты, в обмен обещали прислать «секретную информацию». В анкете (тут Ольга сбивчиво пересказывает слова дочери) было написано что-то вроде «Собираюсь через года четыре устроить массовый и жестокий скулшутинг в своей школе. Парный суицид в конце. Сильный настрой на убийства». Люба подписала анкету адресом своего телеграма, и это в виде поста было опубликовано в канале. Никакой секретной информации взамен ей не прислали.
Мама не знает, как объяснить дальнейшие поступки дочери — подростковым максимализмом или недостатком внимания со стороны сверстников, но сердце ее разрывается от отчаяния. Люба купила петарду, разделила ее на три части. Взорвала одну часть, записала это на видео и выложила в телеграм-канале. Через две недели в школу пришла полиция.
«Она сделала из одной петарды три маленькие. Взорвала одну, испугалась и остальные выкинула», — поясняет Ольга, и ее голос дрожит.
В постановлении о возбуждении уголовного дела написано, что Люба, «находясь в неустановленном следствием месте, вступила в группу мессенджера Telegram, в котором участники <…> пропагандируют девиантное поведение, суицид и массовые убийства как норму жизни и способ достижения своих целей. <…> Тем самым <…> стала участником международного молодежного движения “Колумбайн”, которое в соответствии с решением Верховного суда РФ 2.02.2022 <…> признано террористической организацией и ее деятельность запрещена на территории РФ. <…> Выполняя функции участника, <…> занималась пропагандой террористической деятельности указанной запрещенной организации, принимала непосредственное участие в проводимых обсуждениях ранее совершенных массовых убийств. <…> Кроме того, реализуя свой преступный умысел, <…> изготовила три самодельных взрывных устройства, которые в дальнейшем планировала использовать для совершения убийства двух и более неустановленных лиц из числа учащихся и сотрудников школы».
Наказание по статье «Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности, публичное оправдание терроризма или пропаганда терроризма» — до семи лет лишения свободы, максимальное наказание по статье «Организация террористического сообщества и участие в нем» — пожизненное лишение свободы. Ответственность начинается с 14 лет.
К взрыву непригодно
Дело Любы было поручено старшему следователю Возкову следственного отделения по городу N. Девочку арестовали 16 ноября 2023 года, а взрывотехническую судебную экспертизу следователь назначил только через три месяца после ее ареста. Экспертное же заключение было получено 31 января 2024 года. В нем написано, что устройство (петарда), которое взорвала Люба, «взрывным устройством не является, для производства взрыва непригодно по причине большой доли невзрывчатых веществ в его составе». Об этом адвокат неоднократно заявлял на открытых судебных заседаниях.
Еще адвокат девочки получил от Роскомнадзора письмо, в котором сообщалось, что два телеграм-канала, в которых она состояла, не признаны террористическими, подобных заявлений от СК не поступало. Каналы были заблокированы через несколько дней после ареста Любы.
Согласно статье 175 Уголовно-процессуального кодекса России, «если в ходе предварительного следствия предъявленное обвинение в какой-либо его части не нашло подтверждения, то следователь своим постановлением прекращает уголовное преследование в соответствующей части». Но обвинение не изменилось.
И Люба осталась в СИЗО.
«Рыдает безостановочно»
Ольга пыталась сделать хоть что-то, чтобы жизнь дочери в заключении отчасти напоминала нормальную. Например, организовать ей удаленное обучение. Но, по ее словам, у нее не принимали учебники. Ольга написала об этом заявление в прокуратуру.
Через две недели после ареста с девочкой встречалась начальник управления по делам несовершеннолетних подмосковного города, откуда Люба родом. Вот что она написала в отчете:
«Девочка на вопросы отвечала с трудом, было очевидно, что она находится в длительном стрессе, морально-психологическое состояние тяжелое, апатична, подавлена, голову не поднимает, не смотрит в глаза, горбатится, рыдает безостановочно. Аппетит отсутствует, не может уснуть. Твердит о том, что не понимает, что с ней произошло, и что никогда не вернется домой. <…> Со слов матери, психолог встречался с девочкой один раз. За две недели следователь разрешил матери одно свидание с дочерью. По окончании свидания девочка спряталась под стол, рыдала в голос. Сотрудники социально-психологической службы ИК-1 говорят, что обучение там организовано только для несовершеннолетних осужденных, подозреваемые должны образовываться самостоятельно».
Из школы сообщили: если Люба не будет учиться, ее не аттестуют по всем предметам за восьмой класс.
В феврале, через четыре месяца после ареста, с Любой встречалась педагог-психолог. Она констатировала «ухудшение морально-психологического состояния ребенка до критического уровня. Навязчивые движения рук, тремор конечностей, характерные для невроза. Во время допроса захлебывалась слезами, на вопросы следователя ответить не смогла, допрос перенесен на неопределенную дату…»
В отчете педагога-психолога (есть в распоряжении редакции) много рассуждений об особенностях поведения детей в пубертатный период. Конкретно о Любе еще сказано: «Упоминает об отсутствии аппетита и бессоннице. Перестала следить за своим внешним видом (отказывается посещать душ). Эти факторы вместе с психологической травмой (нахождение в СИЗО, изоляция от семьи) являются признаками суицидального поведения у детей подросткового возраста».
В марте следователь Возков получил частное постановление суда о том, что он нарушает требования статьи 6.1 Уголовно-процессуального кодекса РФ о разумном сроке уголовного производства. Следствие уже слишком затягивалось.
Сроки неразумные
14 мая городская прокуратура еще раз направила руководителю следственного отделения города N требование о необходимости укладываться в разумные сроки.
В тот же день Ольга приехала на очередное заседание по продлению ареста дочери. Прошло уже полгода содержания под стражей. Люба сидела в «аквариуме» в зале суда.
«Мама, я больше не могу». Девочка показала ей свой живот — там были красные пятна от побоев. Потом Люба распустила волосы — прямо посередине головы виднелась длинная проплешина. Девочка рассказала, что соседки по камере три дня избивали ее. Удалили часть волос на голове кремом для депиляции. Отняли, порвали и выбросили фотографии родных. Люба пыталась учиться в камере — соседки отнимали и рвали сделанную домашку.
Ольга немедленно попросила следователя Возкова принять у нее заявление о том, что ее дочь избивают в СИЗО. По словам матери, он заявление не принял, сославшись на то, что это проблема ФСИН и нужно обращаться туда. Хотя по инструкции (Инструкция об организации приема, регистрации и проверки сообщений о преступлении в следственных подразделениях № 27314) был обязан написать начальству рапорт.
Суд продлил Любе арест. На следующий день утром Ольга пришла на прием в СК и подала заявление о том, что ее дочь избивают в СИЗО. Ответа на него она не получила до сих пор.
Следом Ольга написала заявление в прокуратуру о бездействии СК. На запрос прокуратуры следователь Возков ответил, что 21 мая направил результаты проверки по заявлению мамы об избиении дочери в УМВД России по Дмитровскому городскому округу Московской области.
В распоряжении редакции есть результаты проверки прокуратуры, проведенной уже в декабре 2024 года. Там написано, что этот документ от следователя Возкова в МВД ни 21 мая, ни в какой-либо другой день не поступал. А заявление матери даже не было зарегистрировано в СК.
Еще в этой бумаге говорится, что по уголовному делу девочки «допущена волокита, не приняты исчерпывающие меры к установлению всех обстоятельств, подлежащих доказыванию, что влечет за собой нарушение разумных сроков уголовного судопроизводства».
Спокойная, приветливая, уравновешенная
После продления срока заключения в СИЗО Ольга попросила у следователя свидание с дочерью, он ей отказал без объяснения причин. 16 мая адвокат девочки поехал в колонию. Выяснилось, что там знали о «нарушении режима содержания»: это попало на видеокамеры.
Исполняющий обязанности начальника Исправительной колонии № 1 по Московской области А. Н. Ушаков на заявление адвоката об избиениях его подзащитной ответил, что администрация колонии в курсе.
У администрации было видео от 10 мая, на котором Люба, голая, с табличкой унизительного содержания на шее, стоит на столе в камере и плачет. Об этом исполняющий обязанности начальника колонии рассказал адвокату и матери.
«Три девочки, соседки по камере, написали табличку, заставили ее раздеться и стоять перед камерой», — поясняет Ольга.
Мама умоляла исполняющего обязанности начальника колонии перевести ее дочь в другую камеру. Он отказал. И, по словам Ольги, ответил, что ее дочери надо привыкать к соседкам и принимать их законы.
Через несколько дней у администрации колонии появилось заявление Любы о том, что это она сама залезла голая на стол с табличкой — «без физического и морального давления, исходя из своих хулиганских побуждений». Администрация колонии 20 мая за это объявила ей выговор.
В распоряжении редакции есть четыре характеристики на ученицу Любу: из детской школы искусств, где она шесть лет училась хореографии, из музыкальной школы по классу гитары, из общеобразовательной школы и характеристика из колонии, которая была написана через два месяца после ареста.
«Вежлива с учителями и персоналом. <…> Характер спокойный. Правильно воспринимает критические замечания. Имеет отличные способности к обучению. Покладиста, дисциплинирована, спокойна, доброжелательна».
«Спокойная, приветливая, уравновешенная, интересуется занятиями, демонстрирует хороший прогресс в освоении инструмента. В коллективе ведет себя дружелюбно».
«Cпокойный и уравновешенный человек. Обладает хорошей памятью, на уроках не отвлекается, домашние задания выполняет аккуратно, регулярно и правильно. <…> Всегда сдержанна, неэмоциональна. Адекватно воспринимает замечания учителей, переживает за свои отметки».
«По характеру спокойная, неконфликтная, общительная, <…> не проявляет преступных намерений. Не допускает нарушений режима содержания, не имеет дисциплинарных взысканий, <…> вежлива и корректна с сотрудниками и другими заключенными, не допускает конфликтов».
Через четыре месяца в выговоре администрация колонии вдруг напишет, что у Любы отсутствуют «нормы морали и поведения».
«Нанесла ей пощечину»
Ольга рассказывает, что 23 мая Люба написала заявление, что призналась в «хулиганских действиях» под диктовку сотрудницы администрации исправительной колонии: «Если бы я отказалась от написания объяснения, как от меня требовал сотрудник администрации, меня бы поставили на профилактический учет, который невозможно снять».
Исполняющий обязанности начальника колонии в результатах внутренней проверки пишет (отчет имеется в распоряжении редакции): «Обвиняемая совершила данные действия под психологическим давлением лиц, содержащихся в камере. Факт данных действий подтверждается просмотром записей видеоархива. В ходе проверки условий содержания <…> усматривается, что несовершеннолетние Ирина, Екатерина и Диана осуществляли моральное и психологическое давление на обвиняемую. <…> Несовершеннолетние привлечены к дисциплинарной ответственности. <…> Фактов, подтверждающих угрозу жизни и здоровью обвиняемой, необходимости обеспечения мер личной безопасности, не выявлено».
Инспектор ПДН МВД по Дмитровскому району в своем отчете ему возражает: «10.05.2024 <…> несовершеннолетняя Екатерина совершила нанесение побоев обвиняемой, причинивших физическую боль».
Сама Екатерина в объяснительной записке также подтвердила, что оказывала «морально-психологическое давление» на Любу, «видя ее слабое психологическое состояние: совместно с Ирой и Дианой я хватала ее за руки, присутствующие меня поддерживали. Кроме того, я показывала ей, в какие нужно стать позы».
То же самое в объяснении пишут ее соседки. Диана: «Нанесла обвиняемой так называемые подзатыльники, в дальнейшем, содержась с ней в камере, оказывала на нее психологическое и моральное давление, допускала и совершала ее притеснение».
Дисциплинарная комиссия исправительной колонии сообщает в протоколе, что 11 мая девочки продолжили «морально-психологическое давление, судя по записям видеоархива». Одна из девочек «нанесла ей пощечину».
Ольга страшно переживала за дочь. Писала председателю СК РФ Бастрыкину, обращалась в Генеральную прокуратуру. После этого в августе в ИК прошла прокурорская проверка. Но записи с видеокамер за май 2024 года администрация колонии прокуратуре не предоставила «ввиду истечения срока хранения видеозаписей».
После проверки начальник отдела по надзору за исполнением законов о федеральной безопасности, противодействию экстремизму и терроризму прокуратуры Московской области М. В. Никитин ответил маме, что руководство колонии «фактически самоустранилось от возложенных на них обязанностей по профилактике правонарушений среди лиц, содержащихся под стражей», в связи с этим в адрес руководства главного управления ФСИН по Московской области внесено представление. Оно пока не рассмотрено. Других мер не требуется.
На ходатайство адвоката о проведении медицинского освидетельствования девочки следователь Возков 6 июня ответил отказом без объяснения причин. Положенное освидетельствование Любе провели только 6 сентября — через четыре месяца после события, из-за которого этот медицинский осмотр проводился. В заключении написано: «Телесных повреждений не выявлено».
Свидание с дочерью Ольга получила через два месяца после того, как узнала, что ее избивают, хотя в письмах неоднократно просила следователя дать ей увидеться с Любой. «Чтобы понять, какую помощь я могу ей оказать, мне необходимо с ней видеться. <…> Вы были свидетелем того, как ухудшилось ее моральное состояние. <…> Она лично вам заявляла о преступлении против нее 14.05.2024. <…> У меня есть основания опасаться за ее жизнь и здоровье…» — писала Ольга. На это обращение следователь не ответил. Свидание с дочерью Ольга получила в июле 2024-го.
«Ее [Любу] трясло, у нее появились тики на лице. Дрожало тело. Она не могла себя заставить уйти со свидания со мной. И говорить не могла», — вспоминает мать.
«Предложили мне покончить жизнь самоубийством»
С Екатериной, Ириной и Дианой Любу содержали в СИЗО с момента ее ареста. Избивать Любу соседки начали 20 апреля. В день рождения Иры.
В ноябре Люба описала все, что происходило с ней в СИЗО, в заявлении в полицию:
«20 апреля мы, начиная с обеда, готовились к празднованию дня рождения. Катя ущипнула меня, после чего я в шутку, не желая никого обидеть, спокойно ответила, что мне это неприятно. После чего все трое пытались заставить меня извиниться и утверждали, что я испортила им весь праздник. К вечеру очень злые все трое пытались словесно заставить меня окунуться головой в унитаз, так как я виновата в том, что испорчен праздник. Когда я ответила отказом, вышеуказанные лица затолкали меня в сторону двери, заломали мне руки и насильно окунули в унитаз. После чего Катя предложила всем помочиться в мою любимую чашку и этим облить меня. Остальные ее поддержали, и они это сделали. После проделанного эти лица плюнули в меня и облили маслом. После этого они угрожали, если я не извинюсь, сделать это снова. <…> я сильно испугалась, извинилась. Они отрезали мне белые пряди на макушке, назвав эти действия отплатой за испорченный день». (Заявление есть в распоряжении редакции, орфография заявления сохранена. — Прим. ТД.)
В заявлении Люба описывает, как соседки кидают в нее помидоры, заталкивают ее под койку, бьют головой о стену… Рассказывается, как одна из соседок многозначительно спросила, нравится ли она Любе. «Я так боялась, что если я отвечу отрицательно, то меня снова будут бить и издеваться, я решила отвечать ей взаимностью, хотя ничего такого я на самом деле не хотела. Примерно в это же время все трое заставляли меня показывать им гениталии…»
Девочка пишет, что весь май она ежедневно подвергалась сексуализированному насилию. Ее принуждали к половым актам извращенного характера. Насиловали предметами. Если отказывалась, угрожали избиением.
«Я не сообщала об этом в связи с сильной непристойностью произошедшего и моим (даже на настоящий момент) отвращением к этому. В связи с сильным стыдом и страхом. <…> Я понимала, что с ними я не справлюсь и что они сильнее меня и смысла бороться нет. А если бы я что-то сказала сотрудникам, то есть администрации, то меня бы в камере убили, так как, когда все узнали, что они избивают меня, меня не перевели из камеры».
В длинном, полном отчаяния заявлении Люба пишет, что, после того как ей продлили арест 16 мая, сокамерницы начали склонять ее к самоубийству. И рассказали, каким образом она должна это сделать. А когда она отказалась, стали угрожать, что сделают это с ней сами. И девочка совершила попытку суицида.
Из медкарты, которую получил адвокат, стало известно, что «был составлен акт о наличии у обвиняемой телесных повреждений в виде неглубоких порезов на левой руке, в связи с вышеуказанным осматривалась психиатром, который назначил терапию флуоксетином и карбамазепином. Выставлялся диагноз “депрессивный эпизод”. <…> 18.07.2024 врачом-терапевтом выставлялся диагноз “нейродермит” на основании жалоб на высыпания на коже туловища, конечностей, сильный зуд, множественные расчесы по всему телу».
И даже после всего случившегося Любу не перевели в другую камеру.
«Мама, вдруг я опять что-то сделаю не так?»
В этой обстановке Любе удалось окончить восьмой класс (учебники ей передали в феврале 2024 года, после обращения мамы в прокуратуру). Большинство оценок — тройки. А от мучительниц Любу отселили только осенью, после того как на Lenta.ru вышла небольшая заметка о ее деле.
Сентябрь для Любы прошел в Институте имени Сербского и в Бутырской тюрьме в СИЗО-2 — там проводилась психолого-педагогическая экспертиза. Девочке поставили диагноз «психическое расстройство» и рекомендовали поместить ее в стационар на лечение.
Заключение из Института имени Сербского следователь Возков получил 26 сентября 2024 года, но лишь 7 ноября вышел в суд с ходатайством о помещении Любы в психиатрическую больницу.
С тех пор уже 75 дней девочка в больнице.
«В СИЗО ее пугали, что в психиатрической больнице будет еще хуже, — говорит Ольга. — Она очень боялась, и я боялась. Но здесь над ней хотя бы не издеваются. Ее сначала поместили в маленькую адаптационную поднадзорную палату. Она не хотела из нее переходить в обычную, где больше людей. Теперь она очень боится людей. Я говорю: “Ты такая бледная, не хочешь выйти подышать воздухом?” — “Мама, — говорит она, — там же много людей. А вдруг я опять что-то сделаю не так?” Она не понимает, за что над ней издевались. Боится, что с ней опять начнут так поступать».
До больницы Ольге ехать два часа. Там по правилам она может провести с дочерью под надзором медработника только 20 минут. Люба попросила приносить ей больше заданий из школы. Сказала: «Не хочу, чтобы все тройки были».
Девочка останется в психиатрической больнице до 16 февраля 2025 года. Дальше должен решаться вопрос о продлении ареста и переводе ее обратно в СИЗО или о продолжении лечения.
Как рассказывает Ольга, она неоднократно просила следователя о домашнем аресте. Но он ей отказывал. «Мы теперь очень боимся, что ей будут постоянно продлевать содержание в психиатрической больнице, как продлевали содержание в СИЗО. Здесь есть такие, кто остается годами».
16 декабря 2024 года прокурор выписал постановление с требованием устранить нарушения в деле Любы — а именно волокиту. Городская прокуратура признала бездействие следователя и руководителя следственного отдела по уголовному делу девочки. Несмотря на это, в январе 2025 года следователь Возков был награжден как один из лучших следователей Московской области.
«Мне кажется, совершена ужасная необратимая ошибка, — говорит Марина Коваленко, Любина учительница английского. — Я не могу ее представить в тюрьме, даже не представляю, насколько сильно это ранило ее психику… Нужно как-то по-другому работать с такими случаями, когда ребенок без какой-либо криминальной предыстории совершает проступок, а не уничтожать жизнь…»
Источник: Девочка в тюрьме | Такие дела
