Девочка в тюрьме

Текст: Наталия Нехлебова

14-летнюю девочку арестовали по подозрению в терроризме в ноябре 2023-го. Почти год она провела в СИЗО. Над ней издевались, ее насиловали соседки по камере — в результате девочка уже несколько месяцев находится в психиатрической больнице. А следствие по делу все продолжается

«У нее темные волосы, как у меня, — говорит Ольга, мама арестованной Любы. — Три прядки она покрасила в белый цвет. Следователь все спрашивал, почему у нее прядки такие неформальные. Там, в тюрьме, ей эти прядки состригли».

«Люба застенчивая — это ее основная черта, — рассказывает учительница Марина Коваленко (она преподавала девочке дополнительно английский язык). — Мне она показалась чувствительной и милой: всегда смущенно улыбалась. Неагрессивная совсем, очень дружелюбная. Обычный подросток, не заброшенный, мама ею занималась. У нее совершенно адекватные подростковые увлечения и адекватное поведение. Думающая девочка, не пустышка».

Родители Любы в разводе больше 10 лет. Когда ей было четыре, в семье появился отчим. Он работает автоэлектриком. Мама Любы — бухгалтер. У девочки есть старшая сестра. По словам матери, отношения с отчимом у Любы хорошие. А с отцом последние пять лет она не общается: постепенно он все реже появлялся в ее жизни, потом исчез вовсе.

Училась Люба не без троек, но в основном хорошо. Шесть лет занималась танцами. Выступала на разных конкурсах: стена в ее комнате увешана дипломами за выступления, их пятнадцать. Окончила музыкальную школу по классу гитары. Увлекалась электрогитарой, слушала рок, пробовала переводить песни с английского.

Самодельное взрывное устройство

15 ноября 2023 года в 10 утра в школу, где училась Люба, нагрянула полиция и следователи. Они допросили девочку, а через час после допроса в школу вызвали маму и сообщили, что ее дочь подозревают в экстремизме: она взорвала петарду.

«Я думаю: боже мой… Что это?.. Какая петарда? — вспоминает Ольга. — Дочка ревет, ничего сказать вообще не может».

Маме показывают постановление на осмотр жилища. В дом приходят следователи, полиция, понятые.

«Спрашивают, где петарда, — продолжает Ольга. — Люба выкинула ее в мусор, а старшая дочь мусор вынесла. Они велели пойти и найти ее, иначе по камерам все равно найдут. Старшая дочь сходила, принесла. Следователи вызвали кинолога с собакой. Собака не отреагировала на петарду как на взрывное устройство. Следователь снова допрашивала Любу. Закончили они в семь вечера. Все это время мы не могли даже поесть».

На следующий день девочку с мамой вызвали в Следственный комитет (СК) — якобы для дачи более предметных показаний. Они пришли к 11 утра. В СК им предъявили постановление о возбуждении уголовного дела и об аресте.

«Они ждали только адвоката, — рассказывает Ольга. — И в 16:00 Любу у нас забрали. Для нас это был чудовищный шок».

Девочку увезли в федеральную Исправительную колонию № 1 в Дмитровском районе: там находится следственный изолятор (СИЗО) для несовершеннолетних.

Что это было

По словам Ольги, ее дочь в тиктоке наткнулась на несколько видео о подростках, совершивших массовое убийство в американской школе «Колумбайн»в 1999 году.

«Люба хотела понять, почему они это сделали, — считает Ольга. — Прочитала несколько статей в интернете об этой трагедии, но нигде не нашла ответа. А так как она читала, ей стало попадаться все больше видео и ссылок на эту тему».

Под одним из видео была ссылка на телеграм-каналы, обещавшая подробности о жизни тех подростков и о том, почему они это сделали. Для того чтобы присоединиться ко второму, закрытому телеграм-каналу, нужно было подписать шаблон анкеты, в обмен обещали прислать «секретную информацию». В анкете (тут Ольга сбивчиво пересказывает слова дочери) было написано что-то вроде «Собираюсь через года четыре устроить массовый и жестокий скулшутинг в своей школе. Парный суицид в конце. Сильный настрой на убийства». Люба подписала анкету адресом своего телеграма, и это в виде поста было опубликовано в канале. Никакой секретной информации взамен ей не прислали.

Мама не знает, как объяснить дальнейшие поступки дочери — подростковым максимализмом или недостатком внимания со стороны сверстников, но сердце ее разрывается от отчаяния. Люба купила петарду, разделила ее на три части. Взорвала одну часть, записала это на видео и выложила в телеграм-канале. Через две недели в школу пришла полиция.

«Она сделала из одной петарды три маленькие. Взорвала одну, испугалась и остальные выкинула», — поясняет Ольга, и ее голос дрожит.

В постановлении о возбуждении уголовного дела написано, что Люба, «находясь в неустановленном следствием месте, вступила в группу мессенджера Telegram, в котором участники <…> пропагандируют девиантное поведение, суицид и массовые убийства как норму жизни и способ достижения своих целей. <…> Тем самым <…> стала участником международного молодежного движения “Колумбайн”, которое в соответствии с решением Верховного суда РФ 2.02.2022 <…> признано террористической организацией и ее деятельность запрещена на территории РФ. <…> Выполняя функции участника, <…> занималась пропагандой террористической деятельности указанной запрещенной организации, принимала непосредственное участие в проводимых обсуждениях ранее совершенных массовых убийств. <…> Кроме того, реализуя свой преступный умысел, <…> изготовила три самодельных взрывных устройства, которые в дальнейшем планировала использовать для совершения убийства двух и более неустановленных лиц из числа учащихся и сотрудников школы».

Наказание по статье «Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности, публичное оправдание терроризма или пропаганда терроризма» — до семи лет лишения свободы, максимальное наказание по статье «Организация террористического сообщества и участие в нем» — пожизненное лишение свободы. Ответственность начинается с 14 лет.

К взрыву непригодно

Дело Любы было поручено старшему следователю Возкову следственного отделения по городу N. Девочку арестовали 16 ноября 2023 года, а взрывотехническую судебную экспертизу следователь назначил только через три месяца после ее ареста. Экспертное же заключение было получено 31 января 2024 года. В нем написано, что устройство (петарда), которое взорвала Люба, «взрывным устройством не является, для производства взрыва непригодно по причине большой доли невзрывчатых веществ в его составе». Об этом адвокат неоднократно заявлял на открытых судебных заседаниях.

Еще адвокат девочки получил от Роскомнадзора письмо, в котором сообщалось, что два телеграм-канала, в которых она состояла, не признаны террористическими, подобных заявлений от СК не поступало. Каналы были заблокированы через несколько дней после ареста Любы.

Согласно статье 175 Уголовно-процессуального кодекса России, «если в ходе предварительного следствия предъявленное обвинение в какой-либо его части не нашло подтверждения, то следователь своим постановлением прекращает уголовное преследование в соответствующей части». Но обвинение не изменилось.

И Люба осталась в СИЗО.

«Рыдает безостановочно»

Ольга пыталась сделать хоть что-то, чтобы жизнь дочери в заключении отчасти напоминала нормальную. Например, организовать ей удаленное обучение. Но, по ее словам, у нее не принимали учебники. Ольга написала об этом заявление в прокуратуру.

Через две недели после ареста с девочкой встречалась начальник управления по делам несовершеннолетних подмосковного города, откуда Люба родом. Вот что она написала в отчете:

«Девочка на вопросы отвечала с трудом, было очевидно, что она находится в длительном стрессе, морально-психологическое состояние тяжелое, апатична, подавлена, голову не поднимает, не смотрит в глаза, горбатится, рыдает безостановочно. Аппетит отсутствует, не может уснуть. Твердит о том, что не понимает, что с ней произошло, и что никогда не вернется домой. <…> Со слов матери, психолог встречался с девочкой один раз. За две недели следователь разрешил матери одно свидание с дочерью. По окончании свидания девочка спряталась под стол, рыдала в голос. Сотрудники социально-психологической службы ИК-1 говорят, что обучение там организовано только для несовершеннолетних осужденных, подозреваемые должны образовываться самостоятельно».

Из школы сообщили: если Люба не будет учиться, ее не аттестуют по всем предметам за восьмой класс.

В феврале, через четыре месяца после ареста, с Любой встречалась педагог-психолог. Она констатировала «ухудшение морально-психологического состояния ребенка до критического уровня. Навязчивые движения рук, тремор конечностей, характерные для невроза. Во время допроса захлебывалась слезами, на вопросы следователя ответить не смогла, допрос перенесен на неопределенную дату…»

В отчете педагога-психолога (есть в распоряжении редакции) много рассуждений об особенностях поведения детей в пубертатный период. Конкретно о Любе еще сказано: «Упоминает об отсутствии аппетита и бессоннице. Перестала следить за своим внешним видом (отказывается посещать душ). Эти факторы вместе с психологической травмой (нахождение в СИЗО, изоляция от семьи) являются признаками суицидального поведения у детей подросткового возраста».

В марте следователь Возков получил частное постановление суда о том, что он нарушает требования статьи 6.1 Уголовно-процессуального кодекса РФ о разумном сроке уголовного производства. Следствие уже слишком затягивалось.

Сроки неразумные

14 мая городская прокуратура еще раз направила руководителю следственного отделения города N требование о необходимости укладываться в разумные сроки.

В тот же день Ольга приехала на очередное заседание по продлению ареста дочери. Прошло уже полгода содержания под стражей. Люба сидела в «аквариуме» в зале суда.

«Мама, я больше не могу». Девочка показала ей свой живот — там были красные пятна от побоев. Потом Люба распустила волосы — прямо посередине головы виднелась длинная проплешина. Девочка рассказала, что соседки по камере три дня избивали ее. Удалили часть волос на голове кремом для депиляции. Отняли, порвали и выбросили фотографии родных. Люба пыталась учиться в камере — соседки отнимали и рвали сделанную домашку.

Ольга немедленно попросила следователя Возкова принять у нее заявление о том, что ее дочь избивают в СИЗО. По словам матери, он заявление не принял, сославшись на то, что это проблема ФСИН и нужно обращаться туда. Хотя по инструкции (Инструкция об организации приема, регистрации и проверки сообщений о преступлении в следственных подразделениях № 27314) был обязан написать начальству рапорт.

Суд продлил Любе арест. На следующий день утром Ольга пришла на прием в СК и подала заявление о том, что ее дочь избивают в СИЗО. Ответа на него она не получила до сих пор.

Следом Ольга написала заявление в прокуратуру о бездействии СК. На запрос прокуратуры следователь Возков ответил, что 21 мая направил результаты проверки по заявлению мамы об избиении дочери в УМВД России по Дмитровскому городскому округу Московской области.

В распоряжении редакции есть результаты проверки прокуратуры, проведенной уже в декабре 2024 года. Там написано, что этот документ от следователя Возкова в МВД ни 21 мая, ни в какой-либо другой день не поступал. А заявление матери даже не было зарегистрировано в СК.

Еще в этой бумаге говорится, что по уголовному делу девочки «допущена волокита, не приняты исчерпывающие меры к установлению всех обстоятельств, подлежащих доказыванию, что влечет за собой нарушение разумных сроков уголовного судопроизводства».

Спокойная, приветливая, уравновешенная

После продления срока заключения в СИЗО Ольга попросила у следователя свидание с дочерью, он ей отказал без объяснения причин. 16 мая адвокат девочки поехал в колонию. Выяснилось, что там знали о «нарушении режима содержания»: это попало на видеокамеры.

Исполняющий обязанности начальника Исправительной колонии № 1 по Московской области А. Н. Ушаков на заявление адвоката об избиениях его подзащитной ответил, что администрация колонии в курсе.

У администрации было видео от 10 мая, на котором Люба, голая, с табличкой унизительного содержания на шее, стоит на столе в камере и плачет. Об этом исполняющий обязанности начальника колонии рассказал адвокату и матери.

«Три девочки, соседки по камере, написали табличку, заставили ее раздеться и стоять перед камерой», — поясняет Ольга.

Мама умоляла исполняющего обязанности начальника колонии перевести ее дочь в другую камеру. Он отказал. И, по словам Ольги, ответил, что ее дочери надо привыкать к соседкам и принимать их законы.

Через несколько дней у администрации колонии появилось заявление Любы о том, что это она сама залезла голая на стол с табличкой — «без физического и морального давления, исходя из своих хулиганских побуждений». Администрация колонии 20 мая за это объявила ей выговор.

В распоряжении редакции есть четыре характеристики на ученицу Любу: из детской школы искусств, где она шесть лет училась хореографии, из музыкальной школы по классу гитары, из общеобразовательной школы и характеристика из колонии, которая была написана через два месяца после ареста. 

«Вежлива с учителями и персоналом. <…> Характер спокойный. Правильно воспринимает критические замечания. Имеет отличные способности к обучению. Покладиста, дисциплинирована, спокойна, доброжелательна».

«Спокойная, приветливая, уравновешенная, интересуется занятиями, демонстрирует хороший прогресс в освоении инструмента. В коллективе ведет себя дружелюбно».

«Cпокойный и уравновешенный человек. Обладает хорошей памятью, на уроках не отвлекается, домашние задания выполняет аккуратно, регулярно и правильно. <…> Всегда сдержанна, неэмоциональна. Адекватно воспринимает замечания учителей, переживает за свои отметки».

«По характеру спокойная, неконфликтная, общительная, <…> не проявляет преступных намерений. Не допускает нарушений режима содержания, не имеет дисциплинарных взысканий, <…> вежлива и корректна с сотрудниками и другими заключенными, не допускает конфликтов».

Через четыре месяца в выговоре администрация колонии вдруг напишет, что у Любы отсутствуют «нормы морали и поведения».

«Нанесла ей пощечину»

Ольга рассказывает, что 23 мая Люба написала заявление, что призналась в «хулиганских действиях» под диктовку сотрудницы администрации исправительной колонии: «Если бы я отказалась от написания объяснения, как от меня требовал сотрудник администрации, меня бы поставили на профилактический учет, который невозможно снять».

Исполняющий обязанности начальника колонии в результатах внутренней проверки пишет (отчет имеется в распоряжении редакции): «Обвиняемая совершила данные действия под психологическим давлением лиц, содержащихся в камере. Факт данных действий подтверждается просмотром записей видеоархива. В ходе проверки условий содержания <…> усматривается, что несовершеннолетние Ирина, Екатерина и Диана осуществляли моральное и психологическое давление на обвиняемую. <…> Несовершеннолетние привлечены к дисциплинарной ответственности. <…> Фактов, подтверждающих угрозу жизни и здоровью обвиняемой, необходимости обеспечения мер личной безопасности, не выявлено».

Инспектор ПДН МВД по Дмитровскому району в своем отчете ему возражает: «10.05.2024 <…> несовершеннолетняя Екатерина совершила нанесение побоев обвиняемой, причинивших физическую боль».

Сама Екатерина в объяснительной записке также подтвердила, что оказывала «морально-психологическое давление» на Любу, «видя ее слабое психологическое состояние: совместно с Ирой и Дианой я хватала ее за руки, присутствующие меня поддерживали. Кроме того, я показывала ей, в какие нужно стать позы».

То же самое в объяснении пишут ее соседки. Диана: «Нанесла обвиняемой так называемые подзатыльники, в дальнейшем, содержась с ней в камере, оказывала на нее психологическое и моральное давление, допускала и совершала ее притеснение».

Дисциплинарная комиссия исправительной колонии сообщает в протоколе, что 11 мая девочки продолжили «морально-психологическое давление, судя по записям видеоархива». Одна из девочек «нанесла ей пощечину».

Ольга страшно переживала за дочь. Писала председателю СК РФ Бастрыкину, обращалась в Генеральную прокуратуру. После этого в августе в ИК прошла прокурорская проверка. Но записи с видеокамер за май 2024 года администрация колонии прокуратуре не предоставила «ввиду истечения срока хранения видеозаписей».

После проверки начальник отдела по надзору за исполнением законов о федеральной безопасности, противодействию экстремизму и терроризму прокуратуры Московской области М. В. Никитин ответил маме, что руководство колонии «фактически самоустранилось от возложенных на них обязанностей по профилактике правонарушений среди лиц, содержащихся под стражей», в связи с этим в адрес руководства главного управления ФСИН по Московской области внесено представление. Оно пока не рассмотрено. Других мер не требуется.

На ходатайство адвоката о проведении медицинского освидетельствования девочки следователь Возков 6 июня ответил отказом без объяснения причин. Положенное освидетельствование Любе провели только 6 сентября — через четыре месяца после события, из-за которого этот медицинский осмотр проводился. В заключении написано: «Телесных повреждений не выявлено».

Свидание с дочерью Ольга получила через два месяца после того, как узнала, что ее избивают, хотя в письмах неоднократно просила следователя дать ей увидеться с Любой. «Чтобы понять, какую помощь я могу ей оказать, мне необходимо с ней видеться. <…> Вы были свидетелем того, как ухудшилось ее моральное состояние. <…> Она лично вам заявляла о преступлении против нее 14.05.2024. <…> У меня есть основания опасаться за ее жизнь и здоровье…» — писала Ольга. На это обращение следователь не ответил. Свидание с дочерью Ольга получила в июле 2024-го.

«Ее [Любу] трясло, у нее появились тики на лице. Дрожало тело. Она не могла себя заставить уйти со свидания со мной. И говорить не могла», — вспоминает мать.

«Предложили мне покончить жизнь самоубийством»

С Екатериной, Ириной и Дианой Любу содержали в СИЗО с момента ее ареста. Избивать Любу соседки начали 20 апреля. В день рождения Иры.

В ноябре Люба описала все, что происходило с ней в СИЗО, в заявлении в полицию:

«20 апреля мы, начиная с обеда, готовились к празднованию дня рождения. Катя ущипнула меня, после чего я в шутку, не желая никого обидеть, спокойно ответила, что мне это неприятно. После чего все трое пытались заставить меня извиниться и утверждали, что я испортила им весь праздник. К вечеру очень злые все трое пытались словесно заставить меня окунуться головой в унитаз, так как я виновата в том, что испорчен праздник. Когда я ответила отказом, вышеуказанные лица затолкали меня в сторону двери, заломали мне руки и насильно окунули в унитаз. После чего Катя предложила всем помочиться в мою любимую чашку и этим облить меня. Остальные ее поддержали, и они это сделали. После проделанного эти лица плюнули в меня и облили маслом. После этого они угрожали, если я не извинюсь, сделать это снова. <…> я сильно испугалась, извинилась. Они отрезали мне белые пряди на макушке, назвав эти действия отплатой за испорченный день». (Заявление есть в распоряжении редакции, орфография заявления сохранена. — Прим. ТД.)

В заявлении Люба описывает, как соседки кидают в нее помидоры, заталкивают ее под койку, бьют головой о стену… Рассказывается, как одна из соседок многозначительно спросила, нравится ли она Любе. «Я так боялась, что если я отвечу отрицательно, то меня снова будут бить и издеваться, я решила отвечать ей взаимностью, хотя ничего такого я на самом деле не хотела. Примерно в это же время все трое заставляли меня показывать им гениталии…»

Девочка пишет, что весь май она ежедневно подвергалась сексуализированному насилию. Ее принуждали к половым актам извращенного характера. Насиловали предметами. Если отказывалась, угрожали избиением.

«Я не сообщала об этом в связи с сильной непристойностью произошедшего и моим (даже на настоящий момент) отвращением к этому. В связи с сильным стыдом и страхом. <…> Я понимала, что с ними я не справлюсь и что они сильнее меня и смысла бороться нет. А если бы я что-то сказала сотрудникам, то есть администрации, то меня бы в камере убили, так как, когда все узнали, что они избивают меня, меня не перевели из камеры».

В длинном, полном отчаяния заявлении Люба пишет, что, после того как ей продлили арест 16 мая, сокамерницы начали склонять ее к самоубийству. И рассказали, каким образом она должна это сделать. А когда она отказалась, стали угрожать, что сделают это с ней сами. И девочка совершила попытку суицида.

Из медкарты, которую получил адвокат, стало известно, что «был составлен акт о наличии у обвиняемой телесных повреждений в виде неглубоких порезов на левой руке, в связи с вышеуказанным осматривалась психиатром, который назначил терапию флуоксетином и карбамазепином. Выставлялся диагноз “депрессивный эпизод”. <…> 18.07.2024 врачом-терапевтом выставлялся диагноз “нейродермит” на основании жалоб на высыпания на коже туловища, конечностей, сильный зуд, множественные расчесы по всему телу».

И даже после всего случившегося Любу не перевели в другую камеру.

«Мама, вдруг я опять что-то сделаю не так?»

В этой обстановке Любе удалось окончить восьмой класс (учебники ей передали в феврале 2024 года, после обращения мамы в прокуратуру). Большинство оценок — тройки. А от мучительниц Любу отселили только осенью, после того как на Lenta.ru вышла небольшая заметка о ее деле.

Сентябрь для Любы прошел в Институте имени Сербского и в Бутырской тюрьме в СИЗО-2 — там проводилась психолого-педагогическая экспертиза. Девочке поставили диагноз «психическое расстройство» и рекомендовали поместить ее в стационар на лечение.

Заключение из Института имени Сербского следователь Возков получил 26 сентября 2024 года, но лишь 7 ноября вышел в суд с ходатайством о помещении Любы в психиатрическую больницу.

С тех пор уже 75 дней девочка в больнице.

«В СИЗО ее пугали, что в психиатрической больнице будет еще хуже, — говорит Ольга. — Она очень боялась, и я боялась. Но здесь над ней хотя бы не издеваются. Ее сначала поместили в маленькую адаптационную поднадзорную палату. Она не хотела из нее переходить в обычную, где больше людей. Теперь она очень боится людей. Я говорю: “Ты такая бледная, не хочешь выйти подышать воздухом?” — “Мама, — говорит она, — там же много людей. А вдруг я опять что-то сделаю не так?” Она не понимает, за что над ней издевались. Боится, что с ней опять начнут так поступать».

До больницы Ольге ехать два часа. Там по правилам она может провести с дочерью под надзором медработника только 20 минут. Люба попросила приносить ей больше заданий из школы. Сказала: «Не хочу, чтобы все тройки были».

Девочка останется в психиатрической больнице до 16 февраля 2025 года. Дальше должен решаться вопрос о продлении ареста и переводе ее обратно в СИЗО или о продолжении лечения.

Как рассказывает Ольга, она неоднократно просила следователя о домашнем аресте. Но он ей отказывал. «Мы теперь очень боимся, что ей будут постоянно продлевать содержание в психиатрической больнице, как продлевали содержание в СИЗО. Здесь есть такие, кто остается годами».

16 декабря 2024 года прокурор выписал постановление с требованием устранить нарушения в деле Любы — а именно волокиту. Городская прокуратура признала бездействие следователя и руководителя следственного отдела по уголовному делу девочки. Несмотря на это, в январе 2025 года следователь Возков был награжден как один из лучших следователей Московской области.

«Мне кажется, совершена ужасная необратимая ошибка, — говорит Марина Коваленко, Любина учительница английского. — Я не могу ее представить в тюрьме, даже не представляю, насколько сильно это ранило ее психику… Нужно как-то по-другому работать с такими случаями, когда ребенок без какой-либо криминальной предыстории совершает проступок, а не уничтожать жизнь…»

Источник: Девочка в тюрьме | Такие дела

Инженера из «Минскэнерго» приговорили к 9 годам колонии за слив личных данных более 500 госслужащих

Минский городской суд приговорил ведущий инженера «Минскэнерго» Артура Педько к 9 годам колонии за разжигание вражды (статья 130 УК), пишет dissidentBY

Суд прошел 12 апреля в закрытом режиме, а его результаты стали известны только сейчас.

Беларуса обвинили в том, что он слил телеграм-каналам личные данные более 500 должностных лиц. Кроме того, мужчина должен выплатить иски общей суммой более 100 тысяч долларов.

Педько задержали в ноябре 2022. Мужчину поместили в СИЗО-1.

Источник: Медиазона Беларусь

В Гомеле осудили женщину, которая выложила в тиктоке видео инцидента сотрудника ГАИ и своей дочери

В Гомельском областном суде 8 декабря по ч. 1 ст. 130 Уголовного кодекса (разжигание иной социальной вражды) осудили 40-летнюю политзаключенную Снежану Цадову. Ее судили за видео в тиктоке инцидента на Лоевщине, где она комментировала действия сотрудника ГАИ, который оштрафовал ее дочь за отсутствие фликера.

Как  пишет «Гомельская весна», судья Олег Хорошко назначил женщине шесть месяцев колонии в условиях общего режима — их она уже отбыла в следственном изоляторе.

Инцидент на Лоевщине, в результате которого судили политзаключенную, случился в середине июля. Тогда в деревне Бывальки под Лоевом девушку инспектор оштрафовал за отсутствие фликера — она шла по обочине. Ее мать — Снежана Цадова — сняла на камеру действия сотрудника ГАИ со своими комментариями и выложила в тиктоке.

Как писали в УВД Гомельского облисполкома, «правоохранитель пригласил девушку в служебный автомобиль для составления административного протокола за правонарушение». В своем видео мать говорит, что ее дочь не выпускают из машины. Также сотрудник не отдавал телефон одной из подруг девушки. 

По версии обвинения, мать девушки «всячески пыталась препятствовать ведению административного процесса, снимала происходящее на телефон, эмоционально комментируя действия сотрудника милиции и давая оценку действиям правоохранителей в целом».

В результате в конце августа сотрудники ОМОНа задержали женщину дома с применением силы. К Цадовой домой приехала следственно-оперативная группа. Впоследствии возбудили уголовное дело о разжигании вражды или розни в отношении милиции по ст. 130 Уголовного кодекса (разжигание иной социальной вражды). До суда ее поместили под стражу в СИЗО.

Источник: Nashaniva.com

Банкир оказался за решеткой за комментарии против Лукашенко

Дмитрий Богуш в прошлом — заместитель председателя правления Технобанка. Он уже четыре месяца за решеткой. 

Дмитрий Богуш. Скриншот видео БТ

Дмитрий Богуш 18 лет работал в банковской сфере. После занялся бизнесом — владел компаниями, которые устанавливали ветряки в Гродненской области.

Из интервью на БТ становится известным, что его задержали в декабре 2022 года за комментарии, где он якобы угрожал силовикам и Лукашенко. С тех пор Богуш был в СИЗО. На него завели уголовное дело за «разжигание вражды» (ч. 2 ст. 130 УК).

Похоже, что интервью снято в кабинете следователя. Пропагандистка Анастасия Бенедисюк в интервью выспрашивает бизнесмена, как это он посмел хаять власть, когда хорошо зарабатывал, исправился ли он и будет ли его дочь после учебы работать на государственном предприятии.  

Источник: Банкир оказался за решеткой за комментарии против Лукашенко

Стало известно, куда пропал бывший директор ОАО «АГАТ — системы управления»

Директор ОАО «АГАТ — системы управления» — управляющая компания холдинга «Геоинформационные системы управления» генеральный конструктор по автоматизированным системам управления и средствам связи Республики Беларусь Геннадий Казаков был осужден за взятки в особо крупном размере. Срок получил и директор предприятия, передававший ему взятки, пишет «З*ркало».

О задержании и суде над Казаковым не сообщали ведомства и государственные СМИ, но об этом стало известно благодаря приговору, опубликованному в Банке судебных решений.

 

Геннадий Казаков. Фото: director.by

За что судили Казакова

Приговор был вынесен 8 ноября 2022 года судом Советского района города Минска. До его вынесения Казаков находился в СИЗО КГБ.

В материалах суда указано, что в период 2020–2022 годов Геннадий Казаков получил от директора белорусского частного торгово-производственного унитарного предприятия, поставлявшего холдингу комплектующие для производства средств связи российского производства, взяток на общую сумму 30 тысяч долларов.

Директор ЧТПУП несколько раз передавал директору «АГАТ — системы управления» пакеты с деньгами через общую знакомую — Казаков был крестным отцом ее дочери.

На суде Казаков признал вину.

Геннадия Казакова признали виновным по ч. 3 ст. 430 (Получение взятки в особо крупном размере) УК Беларуси. Ему назначили семь лет колонии усиленного режима и штраф в 700 базовых величин (22 400 рублей). Его также лишили воинского звания «генерал-майор запаса».

Директора предприятия, передававшего взятки Казакову, также осудили. Его признали виновным по ч. 2 ст. 431 (Дача взятки в крупном размере) УК Беларуси и приговорили к двум годам колонии усиленного режима и штрафу в 500 базовых величин (16 000 рублей). Его также лишили воинского звания «подполковник запаса».

Молчание ведомств и госСМИ

Холдинг «Геоинформационные системы управления», чьей управляющей компанией является ОАО «АГАТ — системы управления», — одна из крупнейших организаций Государственного военно-промышленного комитета Беларуси.

В конце апреля 2022 года «Наша Н*ва» сообщила о возможном задержании директора «АГАТ — системы управления». Коллективу сообщили, что директор «сломал ногу, поэтому не ходит на работу». Его телефон был недоступен, в мессенджерах он последний раз был 24 апреля того года. Фамилия Казакова в то время также исчезла со страницы руководства на сайте управляющей компании холдинга «АГАТ — системы управления». К слову, теперь на сайте предприятия вообще удалили страницу с данными руководства ОАО.

7 июля 2022 года Александр Лукашенко назначил директором ОАО «АГАТ — системы управления» — управляющая компания холдинга «Геоинформационные системы управления» Николая Балигатова. Ранее он возглавлял «Агат — электромеханический завод», который входит в холдинг.

О том, куда же пропал бывший директор предприятия, государственные СМИ и официальные лица ничего не сообщали. Молчанием обошли и приговор.

Кто такой Геннадий Казаков

Геннадию Казакову в настоящее время 59 лет, он родился в деревне Семукачи Могилевского района. В 1985 году окончил Ульяновское высшее военное командное училище связи. С 1985 по 1998 годы служил на разных должностях в 86-й бригаде связи. С 1998 по 2000 год был слушателем Военной академии Республики Беларусь.

В 2005 году его назначили начальником связи вооруженных сил — начальником управления связи Генерального штаба Вооруженных сил Республики Беларусь, на этой должности он проработал 12 лет.

В апреле 2017 года указом Александра Лукашенко Геннадий Казаков был назначен директором ОАО «АГАТ — системы управления» — управляющая компания холдинга «Геоинформационные системы управления», а в июле того же года стал генеральным конструктором по автоматизированным системам управления и средствам связи Республики Беларусь.

Казаков был награжден орденом «За службу Родине» III степени, медалью «За безупречную службу» I степени и удостоен почетного звания «Заслуженный специалист Вооруженных Сил Республики Беларусь».

Был в кадровом реестре Александра Лукашенко.

Салiдарнасць

Дело «Тут бай» передали в суд. Скоро может начаться процесс — правозащитники

На данный момент в СИЗО находятся главный редактор портала Марина Золотова и гендиректор Людмила Чекина. Они признаны политзаключёнными. Ещё нескольким фигурантам дела сменили меру пресечения.

Всех их обвиняют сразу по нескольким статьям УК: ст. 130 (разжигание вражды), ст. 361 (призывы к санкциям) и ст. 243 (уклонение от уплаты налогов в особо крупном размере).

dev.by: главные ИТ-новости

СК: расследование дела «Тут бай» завершено

Материалы уголовного дела против сотрудников «Тут бай медиа» скоро будут переданы прокурору, сообщил зампредседателя Следственного комитета Олег Шандарович. По его словам, большинство фигурантов дела обвиняются в неуплате налогов, они уже ознакомились с материалами дела.

Большинству обвиняемых в процессе следствия изменили меру пресечения. В СИЗО остаются двое сотрудников портала: это генеральный директор «Тут бай медиа» Людмила Чекина и редактор портала Марина Золотова. Они признаны политзаключёнными.

dev.by: главные ИТ-новости

Как в Беларуси терроризируют владельцев торговых сетей. 5 примеров последних лет - Салiдарнасць

Успешное развитие торгового бизнеса в Беларуси связано с огромными рисками: уголовными делами, задержаниями, многомесячным нахождением в СИЗО. «Салідарнасць» напоминает о самых громких эпизодах, связанных с торговыми сетями в последние годы.

Самый недавний пример. После того, как в конце октября Александр Лукашенко возмутился ростом цен и потребовал возбуждать уголовные дела, силовики схватили гендиректора и совладельца «Соседей» Вадима Аванесова.

Генпрокуратура заявила, что повышением цен торговая сеть причинила существенный вред правам и законным интересам не менее одной тысячи граждан, а также государственным и общественным интересам. ДФР возбудил дело по ч. 2 ст. 425 (Бездействие должностного лица) УК.

Судя по сообщениям СМИ, Вадим Аванесов провел за решеткой около недели. Накануне его и других топов освободили. Но чем закончится уголовное дело – вопрос.

«Остров чистоты»

В сентябре силовики нагрянули с обыском в компанию Romax, а также задержали ее гендиректора Виктора Ромука и его супругу Оксану – управляющую сети дискаунтеров «Остров чистоты».

В чем конкретно обвиняют владельцев более 700 магазинов бытовой химии, не сообщалось. Но летом компанию штрафовали за завышенные цены. О судьбе супругов пока ничего не известно.

Green

В феврале 2021 года Александр Лукашенко рассказал на «Всебелорусском народном собрании» о поручении проверить одну из торговых сетей:

– Не буду называть компанию, мы ее просто сейчас вырезаем, торговая. Возьмите белорусский товар, продовольствие, продайте — «вы ябатьки, белорусское — вон отсюда». Я говорю: проверьте. А что там? Египетская картошка, польские яблоки, литовская продукция и т.д. и т.п. Лично поручил своим людям пойти и посмотреть, без чиновников.

Вскоре после этого стало известно о задержании владельца Green Геннадия Кирейкова. Спустя несколько месяцев СМИ сообщили, что бизнесмен вышел на свободу, согласившись выплатить государству «компенсацию».

А спустя еще некоторое время компания «Гринрозница» внезапно оказалась генеральным партнером хоккейного клуба «Динамо-Минск».

«21 век»

Владельцев онлайн-гипермаркета 21vek.bу задержали летом 2021 года, когда в головной офис компании пришли сотрудники Комитета госбезопасности. Бизнесменов обвинили в уклонении от уплаты налогов и пометили в СИЗО КГБ.

Позже по БТ показали кадры с Павлом Матусевичем и Сергеем Вайниловичем, где они рассказали о своих «нарушениях».

В феврале 2022 года стало известно, что сооснователям «21 века» изменили меру пресечения и отпустили из СИЗО.

«5 элемент»

Силовики пришли в головной офис группы компаний «Патио», которая управляет сетью магазинов бытовой техники и электроники «5 элемент», летом 2019 года. Было возбуждено уголовное дело по обвинению в уклонении от уплаты налогов.

В течение последующего года проводились проверки всех аспектов деятельности ЗАО «Патио», пока в мае 2020 года компания не сообщила, что Следственный комитет прекратил уголовное дело «за отсутствием в деянии состава преступления».

Владелец компании Андрей Балабин весь этот период предпочитал оставаться за границей и не приезжать в Беларусь.

Салiдарнасць

Начался суд над пресс-секретарем «А1» Николаем Бределевым

Судебный процесс сразу сделали закрытым. Николая обвиняют в злоупотреблении полномочиями и финансировании деятельности экстремистского формирования. Якобы Николай сливал некую информацию о профессиональной деятельности, например, данные. Компания «А1» заявила, что доступа к данным абонентов у пресс-секретаря не было.

Уже девять месяцев Николай находится в СИЗО. После ареста его избивали, а на провластных каналах появилось «покаяльное видео».

Николаю можно написать письмо поддержки:
СИЗО-1, г.Минск, ул.Володарского 2.
Николай Олегович Бределев.

Провластный телеграм‑канал сообщает о новом уголовном деле против основателя symbal.by Павла Белоуса

Следственный комитет возбудил уголовное дело о руководстве экстремистским формированием (статья 361-1 УК) против основателя магазина symbal.by Павла Белоуса. Об этом сообщает провластный телеграм-канал «Белорусский силовик».

«В 2020 году через его конторку осуществлялось финансирование экстремистской деятельности, а также накачивание протестных масс бчбшной символикой для демонстрации картинки в качестве отчета о потраченных вливаний на госпереворот», — пишут авторы телеграм-канала.

Они добавляют, что в Беларуси находятся люди, «получавшие деньги на финансирование госпереворота из Польши для "размывания" больших сумм, которыми затем распоряжался Белоус», поэтому «их действиям будет дана правовая оценка».

В конце декабря 2021 года symbal.by сообщал, что против Белоуса завели уголовное дело о грубом нарушении порядка (статья 342 УК). Основатель symbal.by должен был освободиться из-под административного ареста 23 декабря, но его отвезли в Следственный комитет, а после заключили под стражу в СИЗО. В квартире Белоуса провели обыск и конфисковали технику.

Медиазона Беларусь

Вот чего действительно боятся силовики: адвокаты — о том, что «власть» прячет за их подписками о неразглашении

За последний год десятки беларуских адвокатов были лишены лицензии за то, что хотели честно защищать своих клиентов. среди них – защитник бабарико дмитрий лаевский и адвокат журналисток «белсата» сергей зикрацкий. сегодня они рассказали kyky о важном моменте политических уголовных дел в беларуси: подписках о неразглашении, которые следователи требуют практически у всех.

Что не так с подписками о неразглашении?

Дмитрий Лаевский: Сегодня практика применения подписок о неразглашении приобрела совершенно массовый характер – до 2020-го в Беларуси такого никогда не было. Десять лет назад – в 2009-м, 2010-м и 2011-м – я тоже вел уголовные дела, в том числе, резонансные. Никто и не думал брать у меня подписку. Только из этого можно сделать вывод, где, что называется, собака зарыта. Ну не могло общество настолько измениться, что резко стало секретным то, что раньше находилось в открытом доступе.

Я начал замечать появление такой тенденции в конце 2019-го. Уже тогда даже по делам, в которых нет никакой политики, следователи начали брать у адвокатов подписки о неразглашении. С лета 2020-го, когда появились политические и около политические дела, практика с подписками стала повсеместной. Это говорит о том, что вся история с запретом говорить для адвокатов – искусственная и управляемая. Она нужна для меркантильных целей, зачастую не очень связанных с задачами уголовного процесса.

Сергей Зикрацкий: Основная проблема этих подписок в том, что в них не конкретизируется, какие именно сведения по делу клиента адвокат не имеет права разглашать. В беларуском уголовно-процессуальном кодексе просто не существует такого перечня.

Лаевский: Сегодня следователи идут по пути конъюнктурного подхода: раз не написано, что такое данные предварительного следствия, значит мы таковыми можем назвать любые данные. Дошло до полного абсурда – в эти данные включили даже имена следователей. Да боже ты мой, кому вы нужны! Помню, еще меня одно время пытались убедить, что я не могу сообщать никому, где находится Виктор Бабарико –  это же детский сад просто.

Если руководствоваться такой логикой, получается, следователь может запретить разглашать даже имя и фамилию обвиняемого. Представляете, пропал человек, а мы не можем говорить, что он нашелся в СИЗО. Сюр. Конечно, при желании можно запретить адвокату и справлять малую нужду – но хочу посмотреть на человека, который будет следовать этому требованию.

Зикрацкий: В свое время генеральная прокуратура разослала адвокатам бумажку, где было косвенно сказано: при отобрании подписки о неразглашении следователю следует конкретизировать, что именно не может озвучивать адвокат.

Но нашим следователям удобнее взять подписку, в которой будет написано: «Не допускается разглашение данных предварительного следствия», – и устно добавить: «Вы не имеете права говорить вообще ничего».

В ответ ты резонно спрашиваешь, например: «Послушайте, я что не могу назвать родственникам клиента даже сумму ущерба, которую надо компенсировать, чтобы ее начали собирать?». И только тогда тебе отвечают, мол, хорошо, пишите ходатайство – и получите разрешение об этом говорить.

Лаевский: Под подписку попадают данные предварительного следствия, которые никак не конкретизируются в УПК. Хорошо, тогда давайте возьмем словарь русского языка – желательно, посолиднее – и посмотрим, как там объясняется слово «данные». Это сведения, необходимые для вывода, решения. Возвращаемся снова к УПК и видим, что любые выводы и решения в уголовном процессе делаются на основании доказательств. Путем несложных вычислений резюмируем: данные предварительного следствия – это сведения, содержащиеся в доказательствах. То есть информация о допросах, очных ставках, обысках и так далее – остальное, вроде имен следователей, доказательствами не является. И под данные предварительного следствия не попадает. Но сегодня это мало кого волнует.

Что следователи пытаются скрыть за подпиской?

Зикрацкий: Под подписку о неразглашении в понимании следователей попадает все, что находится в папке «дело». И мы, адвокаты, ничего из этой папочки разгласить не можем. Для понимания, в папке содержится: постановление о возбуждении дела, где написано, почему вообще это дело завели и какие статьи закона якобы были нарушены человеком. Там же – постановление о признании подозреваемым/обвиняемым. Потом, возможно, в ней появится или исчезнет часть статей закона, которые, по мнению следствия, человек преступил. Также в этой папке будут различные протоколы допросов и обысков, из которых можно понять, какое имущество изъяли у человека и где именно его изъяли, данные экспертиз и так далее.

Лаевский: Действительно, адвокатам запрещают говорить номера статей обвинения, имена следователей и другие несусветные вещи. И самое главное – это не соответствует нормам беларуского законодательства. Даже того, которое мы имеем сейчас: не оптимального для гармоничного развития личности. Но в Беларуси нет надзорных органов, которые хотят защитить наши права. В прокуратуру идти бессмысленно, да и независимого суда, который мог бы расставить точки над i, я тоже не наблюдаю. Поэтому адвокаты вынуждены идти двумя путями: либо не соблюдать бредовые требования, но рисковать своим участием в деле, либо подчиняться.

К сожалению, я точно так же летом 2020-го был вынужден следовать неправомерному запрету. Я делал это ради более высокой цели, чтобы в итоге рассказать обществу: обвинения в отношении Бабарико – ничем не подтвержденная выдумка.

Поэтому мы не называли статьи, по которым обвинялся Виктор Дмитриевич, до тех пор, пока их не озвучила, кажется, прокуратура. Уже сейчас можно сравнить обвинения Бабарико, которые пошли в суд, с теми, что в ЦИКе зачитала Ермошина – разница будет колоссальная.

Зикрацкий: У меня было немного дел – я участвовал в защите Катерины Андреевой, Аллы Шарко и Максима Знака. И по каждому из этих дел я давал подписку.

Лаевский: Есть примеры адвокатов, которые отказываются давать подписку. Так сделал Владимир Созанчук, защищавший Статкевича, – в итоге его лишили адвокатского статуса. Точно так же поступили бы и со мной: вывели бы из дела Бабарико, если бы я не согласился с незаконным требованием дать подписку. Но тогда Виктор Дмитриевич лишился бы людей, которых он сам выбрал для своей защиты, потому что доверяет им. А это очень важно.

Чего именно боится «власть»?

Лаевский: Есть несколько основных моментов, по которым подписка усложняет работу защиты. Первый – у адвоката должна быть возможность свободно пользоваться информацией по делу. В том числе, чтобы открыто разговаривать с родственниками клиента. Нельзя забывать, что люди хотят знать про других людей, и когда адвокат не может рассказать даже базовые детали, он начинает вызывать определенное недоверие. Адвокату тоже нужно общаться со СМИ – это называется гласность, благодаря которой в публичном пространстве можно опровергать и оспаривать любые утверждения кого бы то ни было: Ермошиной, ОНТ и остальных.

Зикрацкий: Они ведь сначала адвокатам запрещают говорить, а потом начинают делать свой контр-пиар. Распространяют ложь, а защитник ничего в оправдание своего клиента сказать не может, максимум – заявить, что все это неправда. Они запрещают нам защищаться, а сами нападают, мы живем в условиях информационной войны. 

Лаевский: Также адвокату нужно говорить со своими коллегами – обсуждать тактики, подходы для защиты клиента. Еще момент – защите необходимы данные следствия, чтобы собирать доказательства напрямую. Например, чтобы самостоятельно получать мнения экспертов. Все же слышали про Максима Знака – хороший парень, но почему-то уже 11-й месяц находится в СИЗО. Среди его обвинений есть такое: «Призывы к действиям, направленным на причинение вреда национальной безопасности РБ». Мутная, загадочная формулировка, слыша которую ты сразу вспоминаешь фильм «Шпионский мост». В рамках такого обвинения следовать должен предъявить человеку его цитаты, в которых он заподозрил какие-то там призывы. В случае Знака цитаты не озвучили, но давайте представим дело, где обвинение такие фразы все же нашло. Тогда адвокат должен взять эти фразы и отнести их к психологу и лингвисту, чтобы те написали аналог заключения психолингвистической экспертизы и сделали выводы, есть в них призывы или нет. Но для этого защитнику как раз нужны данные предварительного следствия, которые попадают под подписку.

Таким образом следователь запрещает адвокату использовать информацию, чтобы: создать недоверие между адвокатом и теми, кто его нанял (например, родственниками подзащитного); забрать у адвоката возможность публичной защиты клиента; помешать обсуждать с коллегами позиции защиты; ограничить возможности адвоката по сбору дополнительных доказательств.

Зикрацкий: К тому же все эти силовики сильно боятся, что их данные будут разглашены. Потому что они не хотят, чтобы их родственники, друзья и знакомые знали, что они имеют отношение к расследованию дел, что принимали участие в задержаниях – что причастны к преследованию людей.

Мне кажется, этот момент их волнует больше всего – чтобы адвокаты не дай бог не сказали, какой конкретно следователь ведет дело.

Есть еще один немаловажный момент: данные предварительного следствия могут быть озвучены в суде, но только в том случае, если процесс по делу сделают открытым. Именно поэтому, в моем понимании, сейчас начали повально устраивать закрытые судебные разбирательства. Как мы видели в случае с Северинцем, и как мы прямо сейчас наблюдаем суд над Тихановским. «Они» понимают, что доказательств по таким делам попросту нет, и если суд будет открытый, о нем напишут журналисты – тогда всем будет кристально ясно, что дело политически мотивировано. И приговор, который выносит судья, – абсолютно незаконный и необъективный.

А если клиента бьют в СИЗО – об этом тоже запрещено говорить?

Лаевский: Сведения о нарушении прав не охватываются подпиской, потому что она должна преследовать правомерные цели, а сокрытие фактов избиения ничего общего с правом не имеет. Представьте на секунду, что в подписке написано: адвокату запрещено разглашать сведения о том, что его подзащитного избили до тяжелого состояния. Мне, к счастью, при защите Виктора Бабарико и Максима Знака не пришлось сталкиваться с такими обстоятельствами, но если бы это случилось – об этом услышали бы все, невзирая на любую подписку.

Другой вопрос, как договорятся подзащитный и адвокат – в большинстве случаев нужно следовать воле подзащитного. Исключение – ситуации, когда есть угроза здоровью и жизни клиента.

Думаю, если бы я защищал человека, которого бьют, но он не хочет огласки… Жизнь и здоровье – ценности, которые важнее всего. Если бы я посчитал, что огласка может дать результат, я бы пошел на это.

Ведь если человека уже избивают, с таким же успехом ему могут сказать: «Ни слова адвокату!» – и он будет молчать. В этом смысле защитник должен быть не только юристом, но и психологом. Иногда клиента надо спасать от самого себя.

Зикрацкий: Часто сведения о состоянии клиента не попадают под подписку только в теории. Вспомним историю адвоката Андрея Мочалова, который защищал Ольгу Золотарь. Когда она заявила, что ее избил ГУБОПиК, Андрей не мог добиться назначения экспертизы, поэтому рассказал про инцидент журналистам. После чего ГУБОПиК написал жалобу в Минскую областную коллегию адвокатов, заявив, что Мочалов не имел права разглашать эти сведения. Мол, они уже начали проверку, но так как на момент его заявления она была не закончена, адвокат должен был молчать. В итоге у Мочалова забрали адвокатскую лицензию. Это абсолютный нонсенс. И именно поэтому практически все те адвокаты, которые не боялись хоть что-то про свои дела говорить, остались без лицензий. Потому что благодаря их словам общество в очередной раз понимало, в каком произволе мы живем.

Лаевский: В нормальном правовом и демократическом государстве такие истории невозможны. За этот год мне не раз приходилось слышать от следователей: «Мы будем отбирать подписку по всем делам, просто потому, что мы можем». Это разговор с позиции силы: я могу – и ты ничего с этим не сделаешь.

Зикрацкий: По абсолютному большинству случаев в материалах дела нет никаких доказательств виновности человека. Я видел дела Знака, Шарко, Андреевой – и уверен на 100%, что эти люди невиновны, они необоснованно находятся под стражей. Если бы изначально у меня была возможность что-либо комментировать, это бы стало очевидно всем.

Лаевский: То, что происходит и как должно происходить с точки зрения закона – максимально разные вещи. Но адвокаты вынуждены мириться с необоснованным требованиями – иначе людям они не помогут.

Ирина Михно, рубрика «Боль»,

 

https://kyky.org/pain/vot-chego-deystvitelno-boyatsya-siloviki-advokaty-o-tom-chto-vlast-pryachet-za-ih-podpiskami-o-nerazglashenii

ВАС ПЫТАЮТ. ЧТО ДЕЛАТЬ?

Свободная Беларусь

Рассказывает Виктор Х., бывший экономический заложник, ныне беженец:

- Я бывший пионер, комсомолец, выросший на героических примерах о партизанах, которые умирали под пытками, но не выдавали своих товарищей. Конечно, не думал, что мне самому придется побывать в пыточных подвалах. Но фашизм, к сожалению, стал реальностью. Как и практика допросов с пристрастием.

- За что Вас задержали?

- Это было заказное дело. У меня и партнера менты пытались отжать предприятие в Подмосковье. Собственно, завод к тому времени уж был убит их стараниями. Но долгов у нас не было, а земля, нам принадлежащая, стоила порядка $18 млн. Мы пытались ее срочно продать хотя бы за $10 млн. Когда сыну моего партнера подкинули наркотики (он был ботаном, который даже не курил, какие наркотики?), я понял, что накат пошел серьезный, посадил семью в машину и уехал к родственникам под Могилев. В селе нас никто не знал, телефоном и интернетом мы не пользовались. Как нас вычислили – загадка. Но уже через четыре дня в дом, в шесть утра, высадив дверь, ворвался СОБР. Меня голым выволокли на крыльцо и несколько минут били. Просто так, даже ничего не говоря.

- Вы пытались снимать побои, жаловаться? У Вас был адвокат?

- Любые телесные повреждения, полученные при задержании, объясняются тем, что задержанный, якобы оказывал активное сопротивление сотрудникам, которые всегда отражают это в рапорте. Именно поэтому бьют обычно только в первые часы после задержания. Потом применяют более изощренные пытки, не оставляющие следов.

В тот ж день за мной прибыл конвой из Москвы. Опера посмотрели на меня (а я был весь синий) и у них с белорусскими коллегами возник теоретический диспут о том, какие пытки эффективнее. И они начали прямо на мне демонстрировать. Белорусы одевали на меня противогаз с залепленными скотчем очками, клали на пол, фиксировали голову, руки, ноги и лили в трубу воду. Когда ты не контролируешь свое тело, не можешь дышать, захлебываешься – это вызывает жуткую панику, подавляет волю.

Российские гестаповцы сочли, что такая пытка слишком сложная, требует трех человек. Показали, как они работают: приковывают к стулу наручниками так, что руки находятся сзади, а голова прижата к коленям. После на голову одевают полиэтиленовый пакет. Сняли только когда я потерял сознание. После третьего раза я уже был готов на все, но менты мне ничего не предлагали – ни признаться в чем-либо, ни подписать документы. Это были просто конвойные, задача которых была просто доставить меня в Москву.

- Разве в данном случае не должна применяться процедура экстрадиции?

- Это был 2015 год, тогда даже паспортного контроля на границе для граждан Беларуси и России не было. Мы просто сели в тонированный джип и поехали. В уголовном деле потом появилась бумага, что я сам пришел с явкой с повинной в Одинцовский отдел полиции и дал признательные показания по 159-й статье (мошенничество).

- В чем конкретно вас обвинили?

- Этого никто нее мог понять, ни я, ни адвокат. 159-ю статья называют «Сам у себя украл». Вот что-то в этом смысле мне и вменяли – нанесение ущерба собственному предприятию.

- В России Вас пытали?

- Да, но сначала следователь предложил мне оформить все «по-хорошему», и при этом честно предупредил, что подписка о невыезде мне не светит в любом случае. И посидеть тоже придется. Но выбор был между двумя годами и пятью. Я решил, что буду держаться два дня. Ведь моя жена осталась на свободе, она должна была предупредить партнера, чтоб он бежал. Но весь мой «героизм» оказался лишним. Мой партнер уже подписал все, что надо и дал показания против меня. Взамен менты прекратили дело против его сына.

- Вас пытали в отделе полиции?

- Нет, в РУБОП (управление по борьбе с организованной преступностью). Там были специальные пыточные боксы. Никаких двух дней я, конечно, не продержался. Сломали меня через пару часов. Со всем арсеналом пыток мне даже не пришлось ознакомиться. Подвешивали на дыбу, опускали лицом в унитаз и смывали воду. Был уже знакомый мне пакет на голове. Руки все это время были в наручниках за спиной. Снимали их только раз, когда выводили в туалет.

- Что от вас требовали?

- Признательных показаний. В чем – не знали ни опера, ни я, ни даже следователь, наверное. Просто надо было подписать, не глядя, много бумаг – и все закончится.

- Семью не трогали, как у вашего партнера?

- Нет, ребенку было два года, супруга – гражданка Беларуси. Менты были уверены, что против их методов никто нее устоит. Вечером меня повели, точнее понесли (после избиения белорусским СОБРом я неделю ходить не мог) на «электроэпиляцию» - пытку током. Положили на матрас лицом вверх, руки пристегнули к каким-то скобам на стене, на ноги положили мокрые тряпки (чтоб не было ожогов), подсоединили провода и дали ток.

Все, что я знал о боли до этого, померкло. Что такое боль – это слабые разряды электрического тока по нервам к мозгу. Тут в мозг ударило сразу черт знает сколько вольт. В глазах какие-то красные вертолеты закрутились. Тело выгнулось дугой, сердце словно сжалось в точку, голову взорвало. Потерял сознание, но меня тут ж окатили водой, и я очнулся. Опера предложили мне испытать незабываемые ощущения, когда ток проходит не через ноги, а по половым органам и через анальное отверстие в позвоночник. Не дожидаясь ответа, перевернули меня, сняли трусы… Я сказал, что не надо, что готов сотрудничать со следствием и все подпишу.

Подписать я смог только на следующий день, потому что руки в наручниках так затекли за день, что не мог держать ручку. Но следак уже не спешил, он понял, что мой запас прочности иссяк.

- Когда вас пытали, каратели были в масках?

- Нет, мне на голову надели шерстяную шапку с подкладкой, которая полностью закрывала лицо, так что лиц палачей я не видел. Снимали ее только на пытке пакетом, но в этом случае мент стоял за спиной, я его тоже не мог разглядеть.

- Когда вы все подписали, пытки прекратились?

- Они прекратились как только я согласился сотрудничать со следствием. Я подписал все – и явку с повинной, и все свои «показания», написанные следователем, в дальнейшем взял особый порядок, то есть когда на суде ты признаешь свою вину и судья не рассматривает дело по существу, а сразу выносит приговор. Благодаря этому получил относительно небольшой срок – всего три года, вышел по УДО через два с половиной. Бизнес, конечно, потерял полностью. Главное – здоровье удалось сохранить. Это единственный капитал, причем невозобновляемый, который есть у любого человека, попавшего в жернова карательной системы.

- Вы верите, что можно выдержать пытки и нее сломаться?

- Пытки – понятие растяжимое. Сами условия содержания в СИЗО и лагерях – это уж пытка. Холод, теснота, отсутствие свежего воздуха, освещения, чистой воды, медпомощи, связи с родными, издевательства вертухаев. И все это в течении многих месяцев и даже лет… Этого кому-то вполне достаточно, чтоб съехать с катушек или наложить на себя руки.

Если говорить об истязаниях, то мне известно два случая, когда обвиняемые шли «в сознанку», не выдержав нескольких дней без сигарет. У всех разный порог выдержки.

- То есть все под пытками сознаются? Насколько часто их применяют к подследственным?

- Применяют часто, но только в тех случаях, когда нужны признательные и свидетельские показания.

- Пытают даже свидетелей?

- Конечно! У меня сокамерник-грабитель был. Втроем они ломанули ларек. Сработала сигнализация, двоих задержали, один сбежал. Следователь решил не усложнять себе бумажную работу, пускай в деле будет два обвиняемых, а не три. Третьего поймали через пять месяцев и решили, что раз такое дело, пусть он становится не соучастником, а свидетелем. Тот отказался сдавать своих корешей. Тогда его подвергли пыткам, выбили свидетельские показания и отпустили. Парадокс: обвиняемых не пытали, их взяли с поличным, те нее запирались, а пытали свидетеля.

Пытают во всех случаях, когда это необходимо. Пытают детей, женщин, уголовников, политических, виновных и невиновных. Для ментов нет разницы, для них пытать – это просто работа. Если без этого можно обойтись – никто не будет заниматься лишней работой для куража или развлечения. Пытать людей – дело малоприятное, они же кричат, непроизвольно испражняются, их может вырвать на ноги палачу. В лагерях пыткам подвергают только тех, кто «барагозит». Я сидел «мышкой», меня били всего пару раз на приемке, да и то так, для проформы. Всех били, даже инвалида одноногого.

Вот вы спрашиваете, можно ли выдержать пытки. Помните, у Высоцкого есть в песне слова «целый взвод меня бил, аж два раза устал». Бывает и такое. Одного бандита пытали током месяц и он не сдал подельников (ему инкриминировали 12 убийств). Я с ним один раз в бане в СИЗО пересекся – у него отнялась одна рука, он практически не ходил, его на скамейку под душ сажали. Он знал, что ему светит пожизненный срок в жуткой тюрьме для «пыжиков» и фактически он хотел, чтоб его убили. Правда, смерть от пыток очень мучительна, но он был тверд в своем намерении не дожить до суда.

- Почему он не покончил с собой?

- Я ему тот же вопрос задал. Он оказался верующим фанатиком (удивительно, но многие душегубы очень религиозны). У него была идея-фикс, что телесные муки очистят его душу и он попадет в рай. В общем, случай нетипичный. Еще один разбойник в лагере уверял меня, что выдержал неделю в омской пыточной тюрьме и не взял на себя чужой труп. Но это только с его слов, так что очень сомнительно. Все, с кем я близко общался – все они под пытками шли «в сознанку». Хотя током не всех пытали.

Например, один наркобарыга договорился со следователем, что его жена (они вместе торговали) «соскакивает», а он сдает свой канал поставок. Пытали при этом не его, а жену. Он потом себе вены вскрыл, но его откачали.

- Какая пытка самая страшная?

- Самая жестокая – пытка током. Эта боль не притупляется, к ней невозможно привыкнуть. Следов на теле не остается, если мокрые тряпки прикладывать, но организму – кранты. В мелких капиллярах кровь в буквальном смысле закипает и сворачивается, образуются тромбы кровь не поступает к тканям, они мертвеют, может начаться гангрена. Нередки случаи, когда парализует конечности или отнимается спина, но это происходит не сразу, а через несколько месяцев. Кто-то зрение теряет. Доказать ничего невозможно, ведь телесные повреждения зафиксировать нельзя.

Проверки ничего не дают, просто тебе присылают отписку, что СК опросил сотрудников, они сказали, что никого не пытают, информация не подтвердилась, оснований для возбуждения уголовного дела нет. В судах на заявления о том, что показания были выбиты пытками, давно никто не реагирует. В деле же нет никаких подтверждающих пытки документов…

- Политических заключенных пытают?

- Тех, кому лепят «терроризм» - пытают всех. Иногда даже тех, кто изначально «в сознанке». Наверное, чтоб подельникам не было обидно.

- Речь о настоящих террористах?

- Нет, конечно. В РФ понятие терроризма трактуется чрезвычайно широко. Сходил в мечеть – и ты уже участник террористической организации, пожертвовал деньги в праздник Курам-байрам – могут влепить финансирование терроризма. Отрепостил критику правительства – получи обвинение в призывах к террористической деятельности. Есть даже статья о недонесении о терроризме. Я не удивлюсь, если сейчас ФБК (Фонд борьбы с коррупцией в РФ) признают террористическим сообществом, а Алексея Навального – его организатором. В России, Узбекистане, Таджикистане и Казахстане пытки давно поставлены на поток, как и борьба с «терроризмом».

- Откуда вам об этом известно?

- Я отбывал срок в колонии, где больше половины зеков – граждане стран СНГ. Многие посидели у себя на родине, всякое рассказывали. Было достаточно количество украинцев и белорусов. В Украине, судя по их рассказам, самые мягкие нравы. В Беларуси менты лютые (я и на своей шкуре это прочувствовал), чувствуют свою безнаказанность, избить задержанного для них – дело совершенно обычное, они абсолютно уверены, что их прикроют. Собственно, и показания выбиваются по рассказам «бывалых» обычным битьем или «через пакет». Но эта ситуация по состоянию на 2015-2017 годы, пока я сидел. Сейчас в связи с большим количеством политических репрессий все могло измениться, и отнюдь н в лучшую сторону.

- Мы просили Вас посмотреть кадры допроса участников дела о заговоре против Лукашенко. Можно ли сказать, что признательные показания задержанные дают под пытками?

- Я не могу знать о том, какому давлению их подвергают. Может быть, угрожают расправой над родными – это очень действенно, никакой пакет на голову не нужен. Но, если честно, я не вижу признаков того, чтоб из них что-то вытягивали на дыбе. Задержанные выглядят подавленно, но не затравлено, речь довольно спокойная, размеренная. Меня после пыточных суток дрожь била два дня, я молча все подписывал, от меня никто никаких показаний не требовал, говорить спокойно точно не мог бы.

Но если обвиняемые дают нужные следствию показания, зачем пытать? Тем более, дело такое резонансное. Возможно, судебный процесс лукашисты готовят показательный. В этом случае точно пытать нее будут, у них много средств морального давления. Морально ломать каратели умеют ничуть не хуже, чем физически, просто для этого больше времени требуется.

- Какой совет вы можете дать активистам, из которых пытками выбивают показания?

- Не уверен, что мои советы сильно пригодятся. В такой ситуации забываешь про все на свете. Но сразу могу сказать: героически молчать у вас не получится. Наоборот, попытка встать в героическую позу «партизан на допросе» только озлобит ваших палачей. Вряд ли им доставляет большое удовольствие вас пытать, им просто хочется поскорее сделать свою работу и пойти домой. А тут такое досадное упорство с вашей стороны…

Не играйте в героя, постарайтесь торговаться. Например, вопросом для торга может стать полное признание своей вины, а взамен каратели не будут требовать от вас показаний на товарищей. По-моему, это разумный компромисс.

Но если вы ведете подпольную борьбу с фашистским режимом Лукашенко, то стоит иметь в виду, что в случае поимки шансов выдержать пытки нет. И вас сдадут, и вы гарантированно расколетесь. Я не хочу никого пугать, просто стоит быть готовым к такому повороту заранее. Соблюдайте конспирацию. Если люди в штатском приняли кого-то из ваших товарищей – у вас есть еще пара часов, чтоб «потеряться». Не тратьте время зря. Поверьте, в гестаповских подвалах нет никакой романтики. Художественные фильмы про партизан к реальности никакого отношения не имеют.

https://telegra.ph/VAS-PYTAYUT-CHTO-DELAT-05-05

40 лет без права въезда в страну

Как протестных белорусов выдавливают из РФ

12:10, 10 марта 2021 Ян Шенкман

Происходит это так. Звонят малознакомые люди и начинают делиться секретной информацией: «Кошмар! Ужас! Вас прослушивают, за вами следят! Вы на крючке у спецслужб! Они способны на что угодно!» А если ты вдруг не боишься, тебе устраивают встречу с людьми «оттуда», которые внятно объясняют: на территории РФ ты не нужен. Дальше следует отказ в виде на жительство со ссылкой на ФСБ или МВД, и через неделю активиста уже нет в стране.

Все это — без единой бумажки, без постановлений и протоколов. Только слова и звонки. Со стороны может показаться, что это бред. Что человек что-то там сам себе напридумывал и внезапно уехал. Но нет, это не бред, это спецоперация.

До конца декабря белорусов, выходивших на акции к посольствам в Москве и Питере, по большому счету никто не трогал. Все ограничивалось разовыми задержаниями, которых — по пальцам пересчитать. И почти всегда без протоколов и штрафов. Полицейские вяло просили их вести себя спокойно на улице, но в конце концов как будто смирились.

„

Выходят и выходят, в конце концов Путина не ругают, Навального не хвалят. К России эти акции вообще отношения не имеют.

Гайки стали закручивать в декабре. Задержали 14 белорусов, собравшихся в центре Питера, — якобы за нарушение пандемических правил. Приехал Центр «Э», хотя с каких пор у нас Центр «Э» занимается ковидом, неясно. «Э» — это экстремизм, а не эпидемия или «Э, что-то вы мне не нравитесь». Но приехали, побеседовали, и выходы прекратились. А в Москве выходили до конца января, хотя уже чувствовалось, что тучи сгущаются.

В январе с Ланой Саванович, координатором белорусской диаспоры, связался знакомый адвокат (очень отдаленно знакомый). И сказал, что ее слушают и просматривают по ключевым словам переписку. Есть такая программа, которая реагирует на ключевые слова.

Лана сказала: «Ха-ха!» Звонит какой-то мужик, несет чушь. Как это можно серьезно воспринимать. Когда она рассказала мне об этом, я сразу вспомнил, как нас запугивали в сентябре, мы с друзьями делали тогда «Партизан-фест» в поддержку репрессированных в Беларуси. Тоже звонил дальний знакомый якобы со связями в силовых структурах и говорил, что нас слушают, что «там» — знают каждый наш шаг. И если мы осмелимся устроить концерт, приедут, всех повяжут и выдернут провода из сети. Ровно такая же схема. С той только разницей, что у нас российские паспорта, а у Ланы — регистрация и не было даже вида на жительство.

В феврале, уже после акций за Навального, она поехала получать этот вид. По телефону ей сказали, что все окей, приезжайте. Основания законные: муж — гражданин РФ, дочка тоже гражданка.

И вот она приезжает в Сахарово. Как раз в тот момент, когда туда свозят со всей Москвы задержанных «на Навальном». «Протягиваю паспорт, девочка отходит и возвращается с округленными глазами: «Вам отказ по линии ФСБ». «Как ФСБ? И что теперь?» Навела справки через знакомых, сказали: «Да, правда. Речь идет об угрозе конституционному строю РФ, ни больше ни меньше. Немедленно уезжайте!». Звоню в «Гражданское содействие» (Минюст признал организацию иностранным агентом) адвокатам, и мне объясняют: «У вас максимум две недели. Эти дела не оспариваются, это ФСБ, бесполезно».

Через неделю она была в Польше. Человек, который видел ее досье, подтвердил: да, Лану действительно мониторили, в ФСБ есть список контактов из ее мессенджеров. Саванович, как они думают, организатор незаконных митингов у посольства Республики Беларусь. Хотя ни разу нигде пикеты у посольства не фигурировали как незаконные митинги. Если незаконные, почему их не разгоняли полгода? Да и на Лану нет в природе ни одного протокола. Но тем не менее.

А вот как это было с Русланом Хазиным. Руслан — инженер-электротехник из Гродно, когда-то работал на предприятии «Гродно-Азот», том самом, где были стачки. В Питере — с 2012-го. И все у него было классно. Хорошая работа, налаженный быт. В политику никогда не лез, не только в российскую, но и в белорусскую тоже. Протестным он стал 9 августа, когда ему не дали проголосовать на выборах и началось насилие в Минске.

В те дни стихийным образом все перезнакомились, и появился чат «Белорусы Петербурга», начались выходы к посольству. Кстати,

„

выходы и протесты для Руслана, как и для Ланы, были вообще не главным. Это только часть активности, и не самая важная. Главное — помощь бежавшим от Лукашенко, материальная и юридическая.

Жилье, документы, трудоустройство.

Я так подробно об этом рассказываю, потому что Руслану, судя по всему, шьют что-то вроде руководства боевой группой по указке из-за заграницы. Единственная боевая акция Руслана — бело-красно-белый флаг над Исаакием. Это было в ноябре. Они с другом встречали очередных беженцев, которые в качестве презента привезли им пятиметровый флаг. Гуляли по центру и решили сделать фотографии на колоннаде Исаакиевского собора. Продолжалось это где-то минуту. Штраф 10 тысяч. И все, потом аж до самого до января было тихо.

А в январе — внимание! — «пришла информация, что нами интересуется МВД Беларуси.

И нам посоветовали на некоторое время утихомириться, не высовываться. Я понял, что у меня слушают телефон, были попытки влезть в телеграм. Какие-то настройки вдруг менялись, которые я не менял. Мы перешли на двухфакторное шифрование, включили максимальную конфиденциальность, стали общаться через включенный VPN. Минимум информации по телефону, основное — при личной встрече».

Это действительно выглядит как конспирация. Ощущение дурацкое: ты вроде бы не делаешь ничего незаконного, а за тобой все равно следят. И, похоже, правда следили:

«У нас во дворе обычно пять-шесть машин. Чужих практически нет. А после 23 февраля появилась какая-то новая. В те дни шли снегопады по ночам, но именно у этой машины всегда были протерты окна, она такая чистенькая по сравнению с другими стояла, как будто только из гаража. И видеорегистратор повернут на мой подъезд».

В те же дни Руслану заблокировали пропуск в «Лахта-центр», где он руководил электротехническими работами. Провели в охранный офис — там ребята хотят с вами поговорить. «А я понимаю уже, какие ребята. Этаж пустой полностью. Ходят два мужичка по коридору. Прошли мимо, один зашел сзади, встал возле выхода на лестницу, второй догнал нас и говорит начальнику охраны: «Свободны». Типа, иди гуляй. А мне в лицо тычет корочками: «Уголовный розыск. Вас не удивляет, что мы вами интересуемся?» Я говорю: «Если уголовный розыск, то удивляет, а если какая-то другая служба, я примерно догадываюсь, о чем вы хотите поговорить».

И стали конкретно интересоваться, как я координирую людей, от кого получаю информацию и задания. Спрашиваю: «А чем наша деятельность вас так раздражает?» — «Вы тут собираетесь по белорусской тематике, а наши это видят и тоже делают митинги, это триггер для протестов, связанных с Навальным». Смысл был в том, что мы подаем плохой пример россиянам. И еще такая фраза была: «Вы боретесь за свою страну и своих людей, а мы — за свою». «За страну или за народ?» — «Понятно, не хотите договариваться. Тогда придется уехать. На вас есть уже уголовное дело». — «За что, какое?» — «Вы же понимаете наши возможности, мы можем это как угодно оформить».

— А был вариант с ними договориться?

— Да, прямым текстом сказали: «Поделитесь информацией, и мы построим диалог». Хотели знать, с кем я связан, как держу связь.

— Они на полном серьезе считают, что есть какой-то заговор, какая-то западная контора, которая управляет протестом?

— Мне показалось, что да. По их версии нами руководит офис Тихановской или какая-то другая организация, я с ней связан и через меня поступают указания протестующим. Эта тема звучала на протяжении двух часов, к ней возвращались буквально каждые десять минут.

— Что было дальше?

— Через три дня позвонили: «Здравствуйте, как у вас дела? Собираете вещи?» На следующий день еще звонок, снова от них: купил ли я билет? И я понял, что ждать дальше опасно. Если через пару дней не уеду, мне помогут. А помогут — это значит депортация в Беларусь, где меня точно не ждет ничего хорошего. Рано утром я собрал вещи и на перекладных, оплачивая все расходы только наличными, доехал до границы с Украиной. Оттуда — в Польшу, у меня была гуманитарная виза.

В истории Руслана, как и у Ланы, — ни одной бумажки, все на словах. Его даже уволили по звонку:

„

«Позвонили из правоохранительных органов, сказали, что надо тебя уволить». Понятно, зачем это делается. Чтобы нельзя было обратиться в прессу, чтобы нечего было оспорить в суде.

И понятно, почему они так напуганы. Перед глазами пример Владлена Лося, юриста ФБК (Минюст признал организацию иностранным агентом), которого в январе вывезли в Беларусь с мешком на голове. А в Беларуси таких людей, как Лана и Руслан, ждут пытки и смерть.

И есть еще одна важная история, на которую все смотрят сейчас. Процесс экстрадиции четырех белорусов: Прилуцкого, Кудина, Шабалюка, Казимирова. Все четверо сейчас в СИЗО, трое в Москве, один в Питере. Всех четверых ждут на родине серьезные сроки за участие в протестах. Они обратились за политическим убежищем к российским властям, но вместо убежища попали в тюрьму.

И Лана, и Руслан пытались и пытаются им помочь. Организовывали передачи, распространяли информацию в СМИ. Наверное, еще и поэтому к ним было пристальное внимание. Более того, они писали депутатам и чиновникам, просили заступиться, и это тоже наверняка вызвало раздражение. Лана и до сих пор не верит, не хочет верить, что российское государство на стороне Лукашенко. Для нее и для многих других все зависит от того, как сейчас поступят с этими четырьмя. Выдадут — все, конец, с Россией все ясно. Не выдадут — значит, не все потеряно. А остальное — мелочи, остальное можно и потерпеть. Белорусы — очень терпеливые люди.

Между тем, прессинг уже идет полным ходом. И это необязательно депортация, способов давления много. «Нашу девушку таскали на Лубянку, — рассказывает Лана, — склоняли к тому, чтобы она подписала бумагу о сотрудничестве. Кто-то выдерживает такое, кто-то ломается. Но я никого не осуждаю, у всех своя мера упертости, завзятости, как говорят белорусы».

— Много таких примеров? Каков вообще масштаб бедствия?

— Я знаю как минимум десятерых, но их наверняка больше. Люди не любят рассказывать про такое. Просто видно: вот человек активен, а вот что-то произошло, и он резко уходит в тень. Как подменили, сразу: «Все-все, никакой политики…» Еще одну девочку предупреждали знакомые, бывшие силовики: «Слушай, ты ходишь по тонкому льду». И такого много, теперь особенно.

Новый кейс — дело двух девушек, которые фотографировались с бчб-флагом 31 января. Насте М. и Ларисе Н. присудили в феврале штраф 10 тысяч, но это бы еще полбеды. Уже во время суда их предупредили, что могут быть проблемы с миграционными службами. И не соврали. Настя поехала в Сахарово подавать на вид на жительство, ее сразу же пробили по базе и даже документы не взяли. «Решите сначала свои проблемы с МВД» — «А что такое?» — «А у вас 40 лет запрета на въезд в РФ». 40 лет. До 2061 года. За фотографию.

„

Страшные люди белорусы, опасные. Но вопрос, почему за них так ретиво взялись именно сейчас, а несколько месяцев до этого почти не трогали. Видимо, дело в Навальном.

У кого-то наверху крепко засела мысль, что силы зла пытаются реализовать в России белорусский сценарий. Беларусь — равно Навальный. Звучит бредово, и можно было бы посмеяться, если б не десятки людей, которых выгоняют из страны, запугивают, прослушивают.

А главное, что все это абсолютно бессмысленно. Сколько денег тратится зря, сколько времени, сколько сил. За прошедший год ковид научил людей, что многие вещи, почти все, можно делать в интернете, а не вживую. Договариваться с адвокатами и собирать помощь репрессированным из Варшавы не сложнее, чем из Питера и Москвы.

А в каком-то смысле даже проще: точно знаешь, что за тобой не придут. Ютуб-каналы, телеграм-каналы, стримы — все это остановить невозможно. Чему быть, того не миновать. Только вот обидно, что Россия в этой истории выступает в роли полицейского цербера. Это явно не улучшает наш имидж.

Лана так и сказала мне:

— Цели, которую хотели достичь, они не достигли. И не достигнут, я думаю. Сначала, конечно, был шок, но когда приехала в Варшаву, я вздохнула свободно, руки развязались. Пока я здесь, мы уже собрали деньги на то, деньги на это, помогли тому, сделали это.

— А как же борьба с режимом?

— А мы не шатаем режим и никогда не шатали. Мы помогаем тем, кто от него пострадал.

 https://novayagazeta.ru/articles/2021/03/10/40-let-bez-prava-vezda-v-stranu

Как связана пропаганда режима, провластные ТГ-помойки и «правозащитница»?

На вчерашней «жёлтой» попойке среди провластных политологов и пропагандистов, таких как «журналистка» Совбелки Гладкая, редактор «Жёлтых Слив» Бенько, политологи Дзермант и Шпаковский и многие другие, была замечена «правозащитница» Алёна Красовская-Касперович.

По информации от наших источников, магазин-кафе «Еда» (отзывы: Relax, Яндекс, Google, Trip-advisor), где и проходило это мероприятие, был открыт за счёт средств шведского гранта, который как раз реализовывала руководитель малоизвестной правозащитной организации «Регион 119» Алёна Красовская-Касперович, подруги революционерки Татьяны Мартыновой. Главным условием предоставления гранта являлось трудоустройство в данное заведение исключительно бывших заключённых, но выполняется ли оно — неизвестно. Однако тут дело даже не в этом. Примечателен тот факт, что пропагандисты настолько ничего не боятся, что даже выпить и закусить ходят только к своим.

Кто же она такая, «правозащитница», в кафе которой отдыхают такие одиозные личности?

Красовская-Касперович, как писала «Народная Воля», работала медицинской сестрой в Республиканской больнице ДИН МВД РБ, которая находилась на территории ныне ликвидированной исправительной колонии №1 в Минске (на месте которой построен ЖК Каскад).  После, по её словам, столкнувшись с реалиями беларусской пенитенциарной системы, приняла решение работать в области защиты прав заключенных.

Так судьба свела её с ныне несуществующей правозащитной организацией «Платформа», в которой работали правозащитник Андрей Бондаренко и недавно освободившийся политзаключённый Михаил Жемчужный. Деятельность «Платформы» беларусским властям была всегда не по душе, они всегда ей препятствовали. Участники организации регулярно подвергались преследованиям. В итоге Андрей Бондаренко оказался в тюрьме, получив немалые сроки по уголовным делам.

После этого организацию возглавила сама Красовская-Касперович и началось самое интересное. Странным образом тут же изменились заявления и отчеты от лица «Платформы». Система улучшается, в тюрьмах не бьют, лучше кормят, незаконные приговоры редки и так далее. Одним словом, есть отдельные недостатки и перегибы на местах, но в целом все хорошо. Также Красовская-Касперович неоднократно заявляла, что является ярым противником отмены смертной казни.  Но апогеем её деятельности стало её заявление о том, что в Беларуси нет политзаключённых. После чего она ликвидировала «Платформу» и открыла «Регион 119».

Белорусский политэмигрант рассказал об обеспечении его охраны от покушения в ФРГ

Экс-начальник минского СИЗО №1 Олег Алкаев рассказал, что полиция в Германии гарантировала ему безопасность. По данным EUobserver, он мог стать жертвой политического убийства.

Олег Алкаев и экс-сотрудник антитеррористического спецподразделения "Алмаз" Игорь Макар

Бывший начальник следственного изолятора №1 в Минске Олег Алкаев, получивший политическое убежище в Германии, рассказал о том, как берлинская полиция предупредила его о готовившемся покушении и организовала его охрану. "В 2012 году меня персонально предупредила комиссар полиции Берлина о том, что планируется мое убийство. Но без каких-либо деталей", - сообщил он в интервью изданию "Наша Нива", опубликованном в ночь на вторник, 5 января.

Алкаев отметил, что ему предлагали персональную охрану с полицейским постом возле дома. "Я отказался от персональной охраны. Это мне не было нужно, потому что это мешает жить", - заявил он, добавив, что попросил организовать все "негласно".

Экс-начальник минского СИЗО отметил, что ему "гарантировали безопасность только на территории Германии". Он допустил, что негласное наблюдение за ним может вестись до сих пор. "У меня есть телефон, компьютер. Мое перемещение фиксируется по телефону через GPS, и я могу дать в любой момент сигнал о каких-то подозрениях", - рассказал Олег Алкаев.

Расследование о возможных планах Лукашенко организовать политические убийства в ФРГ

Днем ранее в интервью DW бывший сотрудник антитеррористического спецподразделения "Алмаз" Игорь Макар сообщил, что покушение на Алкаева было предотвращено с его помощью.  "Я обратился за помощью к американским спецслужбам, которые это предотвратили. Как я понял, американские службы сразу же сообщили об этом по месту жительства (предполагаемых жертв покушения. - Ред.)", - сказал он.

4 января европейское интернет-издание EUobserver обнародовало аудиозапись, из которой, по версии журналистов, следует, что правящий в Беларуси Александр

 Лукашенко мог планировать убийства своих критиков, покинувших страну. По сведениям издания, запись была сделана в апреле 2012 года, а голоса на ней принадлежат Вадиму Зайцеву (на тот момент - председателю Комитета госбезопасности Беларуси) и представителям подразделения спецназа "Альфа".

Предполагаемыми жертвами были наряду с Алкаевым бывший командир бригады спецназа Владимир Бородач, а также экс-начальник отдела по борьбе с коррупцией и экономическими преступлениями МВД Беларуси Вячеслав Дудкин, которые в то время могли находиться в Германии. На встрече, в ходе которой была сделана запись, речь шла и о тележурналисте белорусского происхождения Павле Шеремете, в то время жившем в Москве. Из аудиозаписи следует, что его деятельность создавала проблемы властям Беларуси и для его убийства планировалось использовать взрывчатку.

Экс-боец СОБРа рассказал DW об убийствах противников Лукашенко

В декабре 2019 года Deutsche Welle опубликовала интервью с бывшим бойцом специального отряда быстрого реагирования (СОБР) внутренних войск МВД Беларуси Юрием Гаравским. Он рассказал о своем участии в похищениях и убийствах в 1999 году экс-главы МВД Беларуси Юрия Захаренко, экс-главы Центризбиркома Виктора Гончара, а также бизнесмена Анатолия Красовского, который поддерживал белорусскую оппозицию. Расследование вызвало большой общественный резонанс.

 https://www.dw.com/ru/politjemigrant-iz-belarusi-rasskazal-ob-ohrane-ot-pokushenija/a-56129330

«Меня же не задерживали». Белорусы удивлены выставленными суммами в ЕРИП за специзолятор. Откуда счета

Некоторые белорусы заметили, что в ЕРИП выставлен счет за «содержание в специзоляторе». Сумма к оплате — 67,5 рубля. Кто-то поделился своим наблюдением в Сети, люди стали смотреть, нет ли у них выставленных счетов к оплате. Оказалось, что у одних при проверке в ЕРИП значится сумма в 0 рублей, а у других — 67,5 рубля. Это вызывает вопросы, откуда счет, «если меня же не задерживали и не доводилось «сидеть». Поясняем, что это за суммы.

Дело в том, что есть услуги в госорганах, стоимость которых фиксированная. К примеру, замена паспорта обойдется в 1 одну базовую — 27 рублей. Если оплачивать эту услугу в ЕРИП, то система указывает сумму именно в 27 рублей. Ввести другую не получится. И этой услугой мы пользуемся при необходимости, когда нам нужно заменить документ. Но если прямо сейчас посмотреть, не выставлена ли сумма к оплате, то да, вы ее увидите. Все те же 27 рублей.

Так и с оплатой содержания в специализированном изоляторе органов внутренних дел, фиксированная стоимость — 2,5 базовой величины (на сегодня это 67,5 рубля).

При этом надо уточнить, что под специзолятором органов внутренних дел подразумевается «вытрезвитель». В МВД ранее поясняли, что ни СИЗО, ни ИВС к этому не относятся. Стоимость и схема оплаты за нахождение в СИЗО и ИВС другие, если сравнивать со специзолятором. К примеру, за суточное пребывание в ИВС надо заплатить 0,5 базовой величины (13,5 рубля).

А что касается того, что у некоторых не выставлена сумма к оплате нахождения в специзоляторе, то это вопросы, скорее, к банку, в котором обслуживаетесь. У одного и того же человека в мобильном приложении одного банка высветилась сумма к оплате, а второго — нет.

В ЕРИП также можно оплатить, к примеру, питание в ИВС или в ЦИП, но здесь уже сумму надо вводить вручную.

Некоторые также обратили внимание на такую услугу в ЕРИП в разделе «МВД» как «розыск». Если ввести свои данные, то система показывает сумму в 810 рублей. Это 30 базовых величин. Это также фиксированная сумма, которую нужно заплатить, если у вас есть такая обязанность. А если нет, то оплачивать не нужно. То есть тоже по аналогии с паспортом.

Если вдруг вы хотите проверить, выставлена ли сумма за содержание в специзоляторе, то для этого надо в ЕРИП пройти по цепочке: МВД — прочие услуги — компенсация расходов бюджета — выбрать населенный пункт — далее перейти в раздел «содержание в специзоляторе». Система попросит ввести идентификационный номер паспорта.

https://finance.tut.by/news705500.html