Председатель правления Белагропромбанка Анатолий Лысюк находится на больничном. Но, по словам сотрудников банка, как минимум двоих его заместителей задержали — Владимира Подковырова и Наталью Шевцову.
Владимир Подковыров возглавил Белагропромбанк в начале 2011 года, после того как предыдущий председатель правления банка Сергей Румас был назначен на должность вице-премьера.
В 2014 году председателем правления стал Лысюк. А Подковыров получил должность заместителя председателя правления.
Наталья Шевцова работает в Белагропромбанке с 1994 года. Начинала старшим экономистом, впоследствии стала начальником управления, руководила брестским филиалом банка. Некоторое время являлась первым заместителем председателя правления, с 2016 года — заместитель председателя правления.
На какой срок они задержаны (если это и так), по какому делу и в каком статусе находятся, тоже пока не известно.
«Наша Нива» несколько раз пыталась дозвониться в пресс-службу ДФР КГК за официальным комментарием, но там никто так и не снял трубку.
Nashaniva.com
К делу может иметь отношение бывший премьер-министр Сергей Румас.
Правоохранительные органы заинтересовались группой бывших и действующих банкиров, в числе которых экс-глава «Белинвестбанка», ныне исполняющий обязанности директора Белорусской лесной компании Геннадий Сысоев.
 |
| Геннадий Сысоев. Фото myfin.by |
«Слышал, что их вызывали, Геннадия Сысоева в том числе. К вопросам деревообрабатывающего холдинга отношение дела не прослеживается, и поэтому о каких-то изменениях в холдинге говорить по крайней мере преждевременно», — заявил БелаПАН собеседник, знакомый с ситуацией.
По неофициальной информации других СМИ, интерес к группе банкиров может быть связан с распределением финансовых ресурсов, которыми распоряжалось государство.
Портал TUT.by сообщает о возможной (по мнению правоохранительных органов) коррупционной составляющей в этом деле, а «Наша Нiва» со ссылкой на неофициальные источники уточняет, что дело может касаться финансирования строительства Туровского молочного комбината.
Следует отметить, что одновременно с информацией об интересе силовых ведомств к банкирам в телеграм-каналах 3 февраля стали распространяться сведения о якобы задержании бывшего премьер-министра Сергея Румаса, который до назначения на эту должность возглавлял Банк развития, а ранее «Белагропромбанк» и некоторое время занимал руководящие должности вместе с Сысоевым.
По информации его жены, Румас находится за пределами Беларуси. Комментарии у бывшего премьер-министра получить пока не удалось.
Комментариев правоохранительных органов пока нет.
https://naviny.online/new/20210203/1612363098-silovye-struktury-zainteresovalis-byvshimi-i-deystvuyushchimi-bankirami
Беларуские банки хуже ОМОНа — они безвольные, и вынуждены исполнять любые «приказы».
Чтобы подавить дух солидарности, «власти» придумали блокировать банковские счета беларусов, которые получали помощь на лечение и поиск новой работы от фонда BY_help. А что еще могут сделать с нашими карточками и депозитами? Может, государство уже хуже любой инфляции и пора полностью переходить на кэш? На все эти вопросы KYKY ответил экс-директор по развитию «БСБ банка» Константин Титов.
Предыстория: О том, что «правоохранители» начали блокировать счета беларусов, которые получали компенсации от BY_help, стало известно 10 ноября. По словам сооснователей фонда, эта проблема коснулась около 500-600 людей. Их счета «заморозили» по постановлению СК — в ведомстве решили, что деньги от BY_help поступали в Беларусь «для финансирования протестных акций», а не на лечение травм после «встречи» с силовиками. Подробнее о том, куда пропадают деньги с карт, читайте в разговоре с Титовым.
KYKY: Счета людей, которые получали помощь от BY_help, заблокировали. Получается, банки не с народом?
Константин Титов: Многие беларусы до этого лета не знали о существовании статьи 23.34, как и статей Конституции, которые сейчас цитируют наизусть. То же самое с блокировкой счетов. То, что произошло с пострадавшими и BY_help, — никакое не ноу-хау. Просто раньше подобное в основном касалось бизнеса.
Что вообще произошло: банк заморозил определенную сумму на счетах людей, это не блокировка. Когда сумма будет списана, счет клиента снова будет активен. И новые средства, которые будут на него поступать, банк уже не должен арестовывать.
Объясню, почему возникли овердрафты и карты людей «загнали в минус». Счета заблокировали по постановлению СК. Запросы из силовых ведомств — СК, КГБ, ДФР — приходят в банк на бумаге, потому что эти ведомства не имеют прямого доступа к автоматической блокировке.
Представьте, бумага из СК попадает к председателю правления банка в 9 утра. Пока он её заметит и передаст сотрудникам для выполнения, на счет, который силовики «попросили» заблокировать, будут и дальше поступать деньги, которые можно свободно обналичить. В итоге к концу дня, когда банк таки заблокирует счет, окажется, что клиент уже снял с него средства.
Получается, банк не выполнил требования исполнительного органа — что делать? Технический овердрафт. В этой ситуации человек может просто сменить банк — не его проблемы, что счет будет «болтаться» с минусом. Если банк решит взыскать с клиента этот минус, маловероятно, что он выиграет дело в суде. Более того, сам клиент может обжаловать возникший овердрафт.
KYKY: То есть люди, у которых сейчас заморожены карты, могут пойти в суд?
К.Т.: По сути, да. Но сначала нужно потребовать разъяснение от банка, что вообще произошло со счетом и на каком основании проводились операции с деньгами. Банк может сказать: «Мы не будем разбираться в законности постановления, которое в отношении вас вынесли силовики, но мы дадим вам информацию о том, что произошло. Пожалуйста, вы можете обжаловать это решение. Если СК отменит постановление, мы вернем вам деньги и разблокируем счет». Но, думаю, эти иск тоже едва ли удовлетворят — сами видите, какая ситуация в стране.
Вообще, кстати, было бы отлично, если бы банки сразу же уведомляли клиентов, что на их счет таким-то органом наложен арест. У нас этого не делают из-за страха перед Нацбанком — все боятся потерять бизнес.
KYKY: То же самое может произойти со счетами людей, которым помог BySol? А со счетами тех, кому напрямую отправляют деньги, например, мамы Романа Бондаренко?
К.Т.: С кем угодно. Если человек не устраивает «власть», в любой момент его деньги могут быть заблокированы, арестованы, списаны и так далее. У нас штук 20 с лишним банков, всем высылается список лиц, счета которых нужно ограничить, — все, готово. Могут наложить аресты и на счета родственников этих лиц, если посчитают нужным. Даже депозитные ячейки могут блокировать.
Такие риски и правда есть. Почему появился указ «Об иностранной безвозмездной помощи»? Чтобы исключить финансирование оппозиции из-за границы. Почему ликвидировали MolaMola? Чтобы забрать у людей инструмент для помощи друг другу. Почему в конечном счете заблокировали счета тех, кому помог BY_help? Потому что СК сказал, что деньги «поступали в страну для финансирования протестных акций».
Уверен, что «власть» и дальше будет искать методы для подавления солидарности. Формальную причину для этого придумать легко, как и для липовых суток и уголовных дел.
KYKY: Получается, «власть» может сделать с нашими деньгами на картах все, что угодно?
К.Т.: Беларуские банки находятся под сильным давлением и с точки зрения закона обязаны исполнять все «указания» силовых ведомств, и не только их. Многие госорганы имеют права налагать аресты на счета, деньги компаний и людей. Начиная от налоговой и ДФР, закачивая МВД и ФСЗН. Посмотрите в банковском кодексе — тьма тьмущая органов, кому может раскрываться банковская тайна.
Бывает и такое, что сразу несколько госорганов налагают арест или приостанавливают операции по счетам — налоговая и ДФР, например. Они как будто начинают сражаться за деньги — один хочет списать средства, другой не соглашается и так далее. В таком случае разблокировка счета возможна, только если эти два органа договорятся между собой.
KYKY: Банки могут отказаться выполнять постановления ДФР, СК?
К.Т.: Когда приходит постановление от силовых ведомств, банк проверяет его лишь по формальным признакам. Смотрит, есть ли санкция прокурора и так далее. Если в банк позвонит раздосадованный бенефициар и начнет кричать, что действия СК или КГБ незаконны, его никто станет его слушать. Если формальности для ареста или блокировки счета соблюдены, банк выполнит постановление.
Конечно, если какой-то печати на бумаге не будет хватать, банк может развернуть постановление. Из-за подобного в госорганах начинается истерика — они же там все малограмотные и многих нюансов не знают. При этом, особенно в КГК и КГБ, хорошо научены хамить — сотрудники банка испытывают моральный стресс, общаясь с ними.
KYKY: То есть банки не защищают клиентов?
К.Т.: Беларуские банки хуже ОМОНа — они безвольные, и вынуждены исполнять любые «приказы». Если силовик боится потерять контракт, квартиру и зарплату, то банк рискует лишиться многомиллионного бизнеса. Потому что неисполнение требования госорганов может повлечь за собой даже отзыв лицензии.
У нас нет независимых — все зависят от Нацбанка, а он имеет огромное количество рычагов давления. Руководство банка, по сути, ничего не решает. Если ты начнешь гнуть свою линию, в любой момент Нацбанк найдет формальную причину и позовет членов правления на переаттестацию, которую они не пройдут. И все, карьера в банковской системе завершена. Таким образом «ликвидировали» БСБ банк: сверху была поставлена задача всех разогнать, чтобы поставить своих людей — что и случилось (Нацбанк отозвал у БСБ Банка лицензию на работу с физлицами летом 2017-го из-за «нарушений и недостатков в его деятельности». После руководство полностью сменилось — швейцарским банком стали править экс-руководители Национального банка — прим. KYKY).
Поэтому банки не «судят», а делают то, что им говорят, лишь соблюдая формальности. Конечно, среди работников банковской системы много тех, кто выходит на марши и стоит в цепях солидарности, но есть и другие.
Расскажу историю. 10 августа мой сосед ехал на самокате мимо цирка. Его остановил милиционер и попросил пройти в автозак, где его люто избили. 14 числа, как и многих в тот день, соседа отпустили домой без вещей и документов. Он решил обжаловать незаконный арест. Момент его задержания попал на камеры отделения ВТБ банка — там видно, что он просто молча ехал, но его самокат и его самого почему-то избили. Не только мой сосед обратился за записями — в тот автозак упаковали очень многих людей.
Представляете, какая доказательная база была на этих камерах? Но банк отказался выдавать записи, точнее даже не банк, а его служба безопасности.
Дело в том, что, как правило, в этой службе работают бывшие кгбшники или мвдшники, для которых не так важен банк, как дружба с их экс-коллегами. И повлиять на них даже члены правления банка не могут — я уже рассказал, чем для них вмешательство в политику партии может закончиться.
Помню, как я подавал в РУВД заявление о фальсификации выборов. Там стояли безвольные милиционеры в форме и сидел некий джентльмен в гражданском и ими руководил. Он был очень борзый, хамил — и это олицетворение всей нашей системы. В том числе, и банковской.
KYKY: У меня появилось ощущение, что банки держат в заложниках.
К.Т.: Поймите, то, что происходит сейчас, — злоупотребление полномочиями, хамство — всё это было всегда, просто не касалось обычных людей. Госорганы всегда творили беспредел, но с частным бизнесом.
Ужасающие вещи были. Помню, когда еще работал в банке, к нам прилетели офицеры из КГБ (тогда они без балаклав бегали) и начали требовать чего-то без санкции прокурора. В жесткой форме орали на наших сотрудниц что-то вроде «да ты сейчас сядешь за невыполнение!» Мы ходили всем составом успокаивать этих товарищей — даже сотрудники службы безопасности боялись вступать с ними в конфликт (хотя среди охранников были выходцы из этих же органов). А они на словах грозились взорвать хранилище, чтобы взять то, что им нужно.
KYKY: К чему может привести ощущение безнаказанности сейчас?
К.Т.: Мы не знаем, до какого предела может дойти экономическое раскулачивание. Сейчас они арестовывают счета тех, кому финансово помогали. Может, «завтра» начнут давить счета бизнесменов, которые спонсировали фонды. Каждый день мы видим «новые идеи». Под стражей ребята, которые написали «не забудем» на месте гибели Тарайковского, им вменяют 10 лет за «умышленное уничтожение либо повреждение имущества». Говорят, что нанесли ущерб Минску на 10 тысяч рублей — но как? Краской повредили асфальт на 10 тысяч? Бред.
Когда фраза «Жыве Беларусь» является оскорбительной, когда идет подмена понятий, сложно давать советы на будущее. А вдруг, когда в стране окончательно закончатся деньги, они придумают, что БЧБ на стене собственной квартиры тоже приносит ущерб дому и стране?
Может, в генпрокуратуре додумаются арестовать счета всех, кого на воскресных акциях задержали: разошлют по банкам список из 100 тысяч человек и скажут заблокировать у них все до копейки. Такое может быть, я не могу исключать — вы же видите, какое дно. Вплоть до того, что начнут морозить карты тех, кто не хочет идти по повестке в РУВД. Вот не хочешь ты беседовать с милиционером, а когда деньги заберут, захочешь и придешь. Мы не знаем, какой «закон» придумают завтра.
KYKY: То есть, как советует сооснователь BySol Андрей Стрижак, нужно вставать и идти к ближайшему банкомату?
К.Т.: Я не хочу говорить, как нужно, поэтому расскажу, как делаю сам. Пока что я не отношусь к касте людей, которые решили жить по принципу «давайте заберем все деньги из банков и начнем жить на улице, чтобы не платить коммуналку и не спонсировать режим». В любой ситуации нужно руководствоваться здравым смыслом. Люди привыкли для оплаты услуг использовать мобильные приложения, ЕРИП — это удобно в том числе для ИП и бизнеса. Поэтому я оставил на карте текущие поступления вроде зарплаты, но все депозиты в беларуских рублях из банков забрал.
Держать депозиты и ячейки сейчас действительно опасно. Лучше забрать эти средства из банков и передать их людям, которым вы доверяете.
Во-первых, эти деньги в случае чего может арестовать власть, во-вторых, мы не знаем реального положения беларуской экономики.
В 90-х в СССР закончилась валюта, и, чтобы рассчитаться по долгам, власти заморозили валютные счета. Это реальная история, которая в нашей стране больше не повторялась, даже в 2011-м. Но кто знает, что случится в 2020-м? Мы видим, как государство к нам относится, и не исключаем уже ничего. Хотя я, признаться честно, уверен, что девальвации у нас не будет в ближайшее время.
KYKY: А что делать рабочим с «Гродно Азота» или МТЗ, у которых, вероятно, нет депозитов, но есть карта рассрочки?
К.Т.: «Упала» зарплата на карту, оставил денег, чтобы оплатить по ЕРИП счета, остальное — снял. Честно, прямо сейчас я не вижу повода паниковать тем, на кого не заводили административку или уголовку, по которым предусмотрены такие меры, как конфискация или возмещение ущерба.
KYKY: Давайте поговорим про банковский дефолт. Что это вообще такое и угрожает ли Беларуси?
К.Т.: Дефолт для банков — это невозможность рассчитаться с вкладчиками и клиентами. В краткосрочной перспективе для Беларуси эта проблема не стоит. Сегодняшние попытки физлиц вывести деньги со счетов — это пшик для банковской системы.
Да, если люди повально начнут забирать деньги, у банка появится проблема с ликвидностью — не останется денег на выплаты депозитов, потому что новые не будут поступать, а старые начнут вымываться. Но это вялотекущий процесс, он может длиться годами. К тому же, вероятно, остатки рублевых и валютных депозитов в банках — безотзывные. Их невозможно отозвать ранее определенного срока, прописанного в договоре. Речь про миллиарды долларов.
Все наши банки соблюдают нормы Базельского комитета, и за исполнением нормативов пристально следят в Нацбанке. Банки перманентно моделируют различные ситуации: проводят стресс-тесты, прописывают выходы из сложных обстоятельств. Поэтому кто бы что ни говорил, наши банки не лягут. По крайне мере я не верю, что физлица смогут в ближайшее обвалить систему.
KYKY: Как я понимаю, банки не разоряются, но и не богатеют.
К.Т.: Прибыль банков не растет, это правда. А бизнес, который не приносит доход, — это благотворительность. Поэтому банки, особенно те, у которых есть иностранный капитал, возможно, будут заинтересованы свернуть бизнес. Но встает другой вопрос: а кому их продать? Нацбанк не может избавиться от «Белинвеста» и «Дабрабыта» годами.
Знаете, у меня вдруг случилось озарение. Я начинал работать в 90-х на зарплате в 70 долларов. Строил карьеру, богател, но на выборы не ходил. У меня появились деньги, недвижимость, а сейчас — понимание того, что это ничего не значит. Годы, когда ты усиленно работал, потеряны. Просто потому, что в молодости ты плевать хотел на политическую ситуацию в стране. Думал, что заработаешь к пенсии на золотой парашют и будешь жить в свое удовольствие. Ничего подобного. Думаю, эта мысль проскочила не только у меня. Сейчас многие хотят продать все с концами и уехать. Вот только продавать некому.
https://ex-press.by/rubrics/ekonomika/2020/11/23/kto-vzyal-v-zalozhniki-belaruskie-banki-i-pochemu-my-uznali-ob-etom-tolko-sejchas
По требованию Следственного комитета, КГБ и других институтов в Беларуси прошла массовая блокировка счетов получателей помощи от фонда By_help. Как выяснила «Наша Нiва», СК считает такую помощь «материальным стимулированием протестных акций».
Издание опубликовало в своем телеграм-канале документ, в котором говорится о наложении ареста на имущество. Как следует из документа, координатор By_help Алексей Леончик является «пособником Светланы Тихановской и других лиц», которых подозревают в совершении преступления по статье 361 ч.3 УК РБ. Речь идет о публичных призывах к захвату власти и угрозе нацбезопасности.
Согласно документу, Алексей Леончик собирал материальные средства для стимулирования протестных акций. Со счёта в Великобритании он перечислил гражданам средства в эквиваленте 1,4 миллиона рублей «во исполнение призывов Тихановской».
В этой связи СК наложил арест на деньги граждан, получивших помощь от By_help, которые размещены на счетах в белорусских банках и поступили с личного счета Алексея Леончика и счёта в Великобритании.
— Главным следственным управлением Следственного комитета продолжается расследование уголовного дела о публичных призывах к действиям, направленным на причинение вреда национальной безопасности. В ходе расследования из ДФР КГК получена информация, свидетельствующая о совершении Алексеем Леончиком действий, направленных на дестабилизацию общественного порядка. Он признан подозреваемым по уголовному делу, — пишет tut.by со ссылкой на Следственный комитет.
По данным СК, установлены факты перечисления с подконтрольного ему счета в одном из западных банков денежных средств для поддержания протестных акций в Беларуси и оказания материальной помощи лицам, принимающим в них активное участие. В целях пресечения дальнейшей преступной деятельности на денежные средства, поступившие в страну для финансирования протестных акций, наложен арест. Проводятся необходимые следственные действия и оперативно-розыскные мероприятия по установлению иных обстоятельств финансирования несанкционированных массовых мероприятий.
Вчера вечером Алексей Леончик сообщил, что «со счетов беларусов было украдено 1,4 млн рублей, которые они получили в качестве компенсаций за пытки». О пропаже средств сообищили около 60 человек.
https://dev.by/news/by-help-sk-otvet
Некоторые белорусы заметили, что в ЕРИП выставлен счет за «содержание в специзоляторе». Сумма к оплате — 67,5 рубля. Кто-то поделился своим наблюдением в Сети, люди стали смотреть, нет ли у них выставленных счетов к оплате. Оказалось, что у одних при проверке в ЕРИП значится сумма в 0 рублей, а у других — 67,5 рубля. Это вызывает вопросы, откуда счет, «если меня же не задерживали и не доводилось «сидеть». Поясняем, что это за суммы.
Дело в том, что есть услуги в госорганах, стоимость которых фиксированная. К примеру, замена паспорта обойдется в 1 одну базовую — 27 рублей. Если оплачивать эту услугу в ЕРИП, то система указывает сумму именно в 27 рублей. Ввести другую не получится. И этой услугой мы пользуемся при необходимости, когда нам нужно заменить документ. Но если прямо сейчас посмотреть, не выставлена ли сумма к оплате, то да, вы ее увидите. Все те же 27 рублей.
Так и с оплатой содержания в специализированном изоляторе органов внутренних дел, фиксированная стоимость — 2,5 базовой величины (на сегодня это 67,5 рубля).
При этом надо уточнить, что под специзолятором органов внутренних дел подразумевается «вытрезвитель». В МВД ранее поясняли, что ни СИЗО, ни ИВС к этому не относятся. Стоимость и схема оплаты за нахождение в СИЗО и ИВС другие, если сравнивать со специзолятором. К примеру, за суточное пребывание в ИВС надо заплатить 0,5 базовой величины (13,5 рубля).
А что касается того, что у некоторых не выставлена сумма к оплате нахождения в специзоляторе, то это вопросы, скорее, к банку, в котором обслуживаетесь. У одного и того же человека в мобильном приложении одного банка высветилась сумма к оплате, а второго — нет.
В ЕРИП также можно оплатить, к примеру, питание в ИВС или в ЦИП, но здесь уже сумму надо вводить вручную.
Некоторые также обратили внимание на такую услугу в ЕРИП в разделе «МВД» как «розыск». Если ввести свои данные, то система показывает сумму в 810 рублей. Это 30 базовых величин. Это также фиксированная сумма, которую нужно заплатить, если у вас есть такая обязанность. А если нет, то оплачивать не нужно. То есть тоже по аналогии с паспортом.
Если вдруг вы хотите проверить, выставлена ли сумма за содержание в специзоляторе, то для этого надо в ЕРИП пройти по цепочке: МВД — прочие услуги — компенсация расходов бюджета — выбрать населенный пункт — далее перейти в раздел «содержание в специзоляторе». Система попросит ввести идентификационный номер паспорта.
Телеграм пытались блокировать многие. И, похоже, в Беларуси местами это получается сделать. Вот только цена такой блокировки — снижение безопасности. В том числе, для интернет-банкинга. Стоило ли открывать ящик Пандоры из-за одного Телеграм-канала, покажет время.
О чем речь?
Несколько Телеграм-каналов признаны в Беларуси экстремистскими. Что делать? Победить Телеграм не смогли даже в России, он прекрасно работал и под запретом. Но в Беларуси пошли дальше…
Телеграм-канал «ЗаТелеком» сообщает, что для блокировки «Нехты» в Беларуси один из мобильных операторов пытается «сгенерить MitM-атаку». «Предсказуемо получается плохо», — констатирует «ЗаТелеком». Но приводит скрины.
В последние месяцы страну накрыла волна административных штрафов. Всё бы ничего, но в нашем государстве есть автоматизированная система АИС ИДО, которая списывает деньги с карточек, счетов и электронных кошельков в бесспорном порядке, предварительно блокируя эти средства.
Что происходит и что делать в случае ошибки?
В одном из белорусских Телеграм-каналов появился пост о свирепствующем АИС ИДО. Там же приведен вот такой интересный скрин…
Честно говоря, скандалы в районных поликлиниках - не наш калибр. Обычно это мелко и скучно. Поэтому сначала думали отказать читателю, который попросил рассмотреть горячую ситуацию в 1-ой центральной районной поликлинике Минска. Но когда присмотрелись - решили всё-таки рассказать. Больно пикантный оборот внезапно приняло дело - под угрозой оказалось, почти без шуток, будущее IT-страны))
Сам конфликт банален: молодая, но бойкая главврач учреждения Елена Викторовна Иванова решила пропихнуть в поликлинику свою протеже. А чтобы появилась вакансия, не придумала ничего лучше, чем уволить пожилого заслуженного терапевта. Докопалась до пустякового нарушения, заслуживающего максимум выговора, и вынудила написать заявление. Неожиданно поднялась страшная буча: оказалось, тот доктор пользуется какой-то дичайшей популярностью у народа. Пиявками, что ли, врачует? Люди пожаловались куда только можно, дошло до Минздрава, и Иванова вынужденно восстановила старика в должности. Но тут же пошла на принцип: накатала на деда заявление в органы. Мол, его прегрешения настолько страшны, что заслуживают уголовного дела. Заодно Елена надеется утереть нос минскому Комитету по здравоохранению, который посмел указывать этой царице, кого ей увольнять, а кого миловать.
А в действительности, судя по тому, что нам рассказали, уголовного дела достойна сама главврач. Тут и странные шашни с Белинвестбанком, которому Лена вдруг перевела на обслуживание свою поликлинику, и нарушения трудового законодательства, и тотальное кумовство: обратившиеся к нам люди пишут, будто Иванова устроила в учреждение своих сестер и исправно начисляет им премии. Так ли это, нам неизвестно, пусть разбираются кому положено, закон о борьбе с коррупцией им в помощь.
Но кто же настолько разбаловал нашу героиню, что она совершенно потеряла берега, легко помыкает людскими судьбами и плевать хотела на собственное начальство? Нет, думаем, что не бывший муж - один из начальников в комитете судебных экспертиз. Скорее, опасное чувство, будто она ухватила бога за бороду, появилось у Елены Викторовны благодаря обеспеченному любовнику. Встречаем лауреата престижного конкурса "Человек дела", победителя в номинации "За весомый вклад в развитие финансового рынка", известного айтишника и хозяина компании LWO Олега КОНДРАТЕНКО! Именно с ним госпожа Иванова коротает будни в бесконечных заграничных вояжах. А постоянным клиентом его компании, между прочим, является как раз тот самый Белинвестбанк, которому главврач вдруг доверила свою поликлинику.
Мы бы хотели обратиться к обоим персонажам.
Дорогая Леночка Викторовна! Вы вытянули поистине счастливый билет, но не Кольцо Всевластия. Тихо жили бы да радовались, не подставляя своего уважаемого кавалера. А ему совет: поосторожней с такими дамами, под монастырь подведут. Вряд ли западным партнерам понравится истеричный стиль решения проблем, который столь явно демонстрирует ваша разлюбезная подружка. Кроме того, грязные скандальчики такого рода бросают тень на передовую отрасль белорусской экономики, наш так сказать лучик и надежду, а равно светик в конце тоннельчика. Нет, IT-страну с такими спутницами мы не построим. Поэтому, может быть, лучше без них, но на свободе?)) Шутка.
В России введен запрет на пополнение «обезличенных» электронных кошельков наличными после законодательных нововведений. Белорусы могут до конца года идентифицировать свои кошельки «Яндекс.Деньги» (ЮMoney) за копейку.
В Беларуси идентификацией кошельков занимается БПС-Сбербанк. Здесь уточнили, что подать заявку на идентификацию можно в интернет-банке «Сбербанк Онлайн». Те, кто не имеет карту БПС-Сбербанка, могут пройти процедуру регистрации через интернет в Межбанковской системе идентификации. После чего бесплатно выпустить виртуальную карту, пополнить ее на любую сумму и персонализировать кошелек «Яндекс.Деньги» (ЮMoney).
Идентификация кошелька «Яндекс.Деньги» (ЮMoney) стоит около десяти рублей, но до 31 декабря 2020 года для белорусов установлена символическая плата в одну копейку. Резиденты других стран могут провести идентификацию только в банке по паспорту за 30 рублей.
«Яндекс.Деньги» стали ЮMoney после того, как полностью вошли в экосистему Сбербанка.
https://dev.by/news/yandeksdengi-vse
Евгений Юшкевич два года проработал внештатным сотрудником в следствии минской прокуратуры, потом еще пять — следователем, пока не ушел с должности старшего следователя отдела по расследованию по экономическим преступлениям управления Следственного комитета по Минску. Ушел по финансовым причинам: зарплаты в Следственном комитете невысокие. Сейчас он работает в Парке высоких технологий.
«Наша Нива» встретилась с Евгением Юшкевичем через день после совещания у Лукашенко, на котором глава государства раскритиковал Следственный комитет, Генеральную прокуратуру и, вероятно, ГУБОПиК.
Евгений рассказал, в чем состоит работа следователя, ее плюсы и недостатки, а также высказал свои соображения о том, что следует в ней менять.
«НН»: Что такое следствие в Беларуси?
Евгений Юшкевич: Следствие существовало еще в ВКЛ, там «возные» совмещали функции следователя и судьи в одном лице.
Но система современного следствия осталась в наследство от СССР. Как известно, после смерти Сталина и осмысления тех ужасов — в каком-то смысле чтобы не допустить повторения репрессий, когда «без суда и следствия»… — появился такой институт с дублирующими функциями. При прокуратуре — в 1961-м, при милиции — в 1963-м.
В сегодняшней системе следователь — это скорее вполне самостоятельный «судья-магистрат» или же «судебный обвинитель» — человек, который готовит конкретный кейс для суда, но может и сам решать «судебные вопросы»: о прекращении преследования, прекращении дел, возбуждении дел.
Собирает доказательства в том числе, допрашивает ранее опрошенных людей.
Но несоответствие названия реальным функциям иногда сбивает людей с толку.
Нет, в реальности следователь может раскрывать преступления, но если говорить про основную массу, которая вот прямо сейчас варится в кабинетах по всей стране, — то это в основном секретарская работа.
И факт в том, что следователь недостаточно видит и настоящую «полевую» оперативную работу, и недостаточно видит суды — вот и получаем просто лишнее звено, которое, по мнению многих практиков и исследователей, должно стоять на стороне прокуратуры.
Также следует понимать, что у органа дознания показатель — это возбужденные дела. Поэтому они идут на любые ухищрения, вплоть до обмана следователя, чтобы он возбудил дело. А у следователя показатель главный — количество дел, переданных в суд. И создается этакий фильтр: оперативник хочет возбуждения дел по всем случаям, следователь — только по тем, что дойдут до суда.
«НН»: Сукало говорил о неслыханной вседозволенности следователей в деле Головача — угрожали судье!
Евгений Юшкевич: Если мы говорим об обычной повседневной работе, тысячах и тысячах дел, то
вседозволенность — это один из самых распространенных мифов о работе следователей.
О силовиках в целом говорить не буду, но следователь — это как раз тот самый человек, который всегда виноват, который испытывает давление со всех сторон: потерпевшие, обвиняемые, защита, прокуратура, закон, дезинформация со стороны участников процесса и даже других силовиков.
Это такая вечная война против всех одновременно, где следователь всегда проигрывает и всегда отступает. Думаю, что следователи чувствуют что угодно, но не вседозволенность.
Правоохранительная система иногда работает как единое целое, а иногда как враждующие институты.
Как правило, общение следователей с судьями имеет минимальный характер.
Следствие обычно «не любит» прокуратуру, которая за ним надзирает.
В остальном все взаимодействие обусловлено Уголовно-процессуальным кодексом. А это [ситуация с Головачом — «НН»] какой-то отдельный случай, ничего здесь не скажу.
«НН»: Какие типичные проблемы у следователей? Профессиональные или бытовые?
Евгений Юшкевич: Исходя из моего опыта — дикая забюрократизированность всей текущей работы. По большому счету, следственная работа — это техническая работа. Вот вам странно, а в уголовном деле нумеруют страницы сами следователи и делают копии томов дел тоже сами следователи. А когда дело из 90 томов?
Следователь будет месяц заниматься тупой механической работой, которую можно автоматизировать. А подозреваемый все это время находится в СИЗО.
Еще серьезная проблема в нагрузке и рабочем графике.
Невысокий уровень оплаты сочетается с высоким уровнем ответственности, в этом следователи и врачи очень похожи и понимают друг друга.
И в уголовных делах не бывает «типичного объема» — по одному нужно допросить 2 человек, в другому — 2000 человек, а сроки на оба дела условно одинаковые — 2 месяца. Объемы — разные.
Наши «палки» — количество переданных в суд уголовных дел. При этом, почти никак не учитываются раскрытия новых преступлений, вытекающих из данного дела, уникальность преступлений. Может, там что-то такое, что никогда ранее еще не расследовалось? Нужно больше времени, нужна премия? Начальник покрутит пальцем у виска, и спросит — а оно тебе вообще надо? Но и препятствий никто чинить не будет, просто в этом случае хоронишь сам себя.
И есть разные места работы. У районного следователя в столице, например, может быть 100 «глухарей», и он не будет успевать даже в базу вносить дела, не говоря о раскрытии. А есть Центральный аппарат и отдел расследований преступлений в сфере высоких технологий — у них одно дело на полтора года.
Например, я был следователем в том же Фрунзенском районе, у меня было 10 живых дел с подозреваемыми в производстве. На учебе познакомился с коллегой из Лельчиц, у которого одно дело в месяц! А мы получаем одинаковые зарплаты, и условия считаются равными.
Обычное дело, когда следователи работают по вечерам и в выходные. И всегда! И нет времени ни на детей, ни на жен-мужей, ни на себя. Это приводит к серьезным деформациям психики и личности, а с ними приходят и вредные привычки.
Семьи создаются прямо на работе, точно так же потом и распадаются. До 35 лет у всех мечта о пенсии, до которой еще слишком много времени, а к 40 годам здоровье уже подорвано.
«НН»: Что следует реформировать в следственной системе, чтобы она соответствовала времени? Можно взять шире: во всей системе оперативник — следователь — прокурор — суд.
Евгений Юшкевич: Первое — это действительно выделить судебную власть в отдельную отрасль, что, конечно, является политическим вопросом, а не юридическим.
Чем сильнее судебная власть и чем более независима от исполнительной — тем лучше все мы в итоге будем жить.
Это такая же непреложная истина, как и преимущество рыночной экономики над административно управляемой.
Как это сделать? Мне близка позиция Михаила Ходорковского в его книге и письмах из заключения: надо выделить судей в самоуправляемый орган, который сам себя регулирует, который назначает судей сам, назначает (половину состава) судей Верховного суда, Конституционного и получает независимое постоянное финансирование.
Повысить требования к судьям в части образования и репутации и, конечно же, увеличить оплату их труда.
Это самое важное! В конце концов, именно суд принимает решение, все остальное (прокуратура, следствие, дознание) создано, чтобы в определенный момент собрать и принести в суд тома уголовного дела.
И именно суды формируют практику и прецедент, которые в любом случае становятся известны всему юридическому сообществу.
Далее. Выражу субъективное мнение одного юриста, но надо упразднить сам институт следствия и внедрять классических детективов (этакое сочетание оперативника и следователя в одном лице).
Прекратить практику профильных милицейских вузов — наших школ милиции и академии МВД, набирать в юстиционную правоохранительную службу после гражданских университетов с переподготовкой.
Банально увеличить оплату сотрудников, чтобы создавался конкурс и можно было выбирать.
Надо лимитировать сроки содержания под стражей обвиняемых, которые де-факто сейчас до суда никак не ограничены.
Серьезно изменить систему набора в прокуратуру: многие следователи сталкивались с тем, что надзирающие за следствием помощники прокуроров — это, как правило, вчерашние выпускники, которые совершенно не понимают реальной работы, вынужденные «выявлять нарушения» по форме, а не по существу.
В надзор за следствием нужно набирать опытных сотрудников отрасли, которые знают изнутри что это такое.
Менять УПК в части документов: уголовное право на бумаге отживает свое, нужно внедрять электронное делопроизводство, хотя бы по примеру Грузии.
«НН»: Почему человеку тяжело выйти, если уже попал в изолятор?
Евгений Юшкевич: Чтобы человека поместить в СИЗО, нужна санкция прокурора, чтобы его выпустить из СИЗО, тоже нужна санкция прокурора — его надо убедить, что что-то кардинально изменилось.
Следователям в неконфликтных ситуациях, когда нет оснований для СИЗО, очень не выгодно изолировать человека, потому что потом приходится к нему ездить (чаще всего в Жодино), терять на это целый день, не говоря о топливе, вместо того, чтобы просто вызывать — и он сам приедет.
А при превышении сроков содержания под стражей надо готовить целые пакеты документов на продление, что часто занимает целые дни и снова отрывает от реальной следственной работы.
«НН»: Но известны другие примеры, когда человек сидит в СИЗО месяцами, и к нему следователь приходит очень редко. Складывается ситуация, что содержанием человека в экстремальных условиях следствие добивается того, чтобы он пошел навстречу / подписал / оговорил.
Евгений Юшкевич: Чтобы поместить человека в СИЗО, надо предъявить обвинение максимум на десятые сутки. Чтобы ему предъявили обвинение, нужны реальные доказательства вины.
Предъявление обвинения — это фактически всё, человек пойдет на суд почти стопроцентно. Прекращение преследования уже обвиняемого человека — это чрезвычайное явление.
Так вот, если обвинение предъявлено, то вина более-менее доказана, можно считать. Просто может не полностью или недостаточно для суда или оформить надо как-то. Бывает еще такое, когда человека допросили и выпустили, а потом оперативники приносят распечатку звонков, где он говорит свидетелю прямо по телефону: «Михалыч, скажи следователю то и то». Ну и всё, больше он не выйдет из-под стражи. И если мы говорим о реальном водовороте дел, то это имущественные преступления, совершенные рецидивистами с судимостями. Если такого отпустить, а он что-то новое совершит, сбежит, то полетят головы всех: и следователя, и прокурора. Разбирательств будет столько, что проще эту личность, склонную к насилию и преступлениям, упечь под стражу — все это регулируется УПК.
Я также добавлю, что иногда даже авторитетные СМИ создают неправильную картинку следствия: со слов родственников пишут, например, о содержании бедного человека в СИЗО целый год, а в реальности этот бедный человек шесть раз менял показания и пытался уехать, условно говоря. И тут к следователю никаких претензий быть не может вообще. И я повторюсь, что продление содержания санкционирует прокурор. Часто бывает, что он и не подписывает ходатайство: смотрит обстоятельства дела и говорит: «Нет, я его арестовывать не стану».
«НН»: Фабрикация доказательств, о которых говорит Лукашенко, — на сколько это массовое явление?
Евгений Юшкевич: Принципиально не читаю заявлений президента в адрес правоохранителей — там много популизма. Но это проблемная тема, и не потому, что доказательства фабрикуются.
Здесь проблема терминологии: проводит условный 22-летний следователь свой первый в жизни обыск в квартире и находит пистолет, понятые расписываются и все уходят. А молодой следователь замечает, сидя в кабинете, что в протоколе поставил завтрашнюю дату, ошибся.
Взял и замазал корректором дату. Это фабрикация? Однозначно, и она может обернуться для него уголовным делом. Да еще в двух местах понятые подписи забыли поставить. Какой выход? Никакого. Отпустить условного преступника, убийцу? Ответа у меня нет.
На самом деле я даже никогда не слышал, чтобы кто-то из следствия фабриковал какие-то доказательства, зачем? Не доказывается вина? Ок, прекращаем преследование или дело, в этом нет никакой проблемы.
Вам, наверное, покажется фантастикой, но дела по ч. 3 ст. 328 («наркотическая» статья. — «НН») останавливались на стадии следствия, потому что в протоколе обыска указано было меньше людей, чем присутствовало реально на обыске, а защитник хорошо отработал и обнаружил это сразу.
Все, протокол — не заслуживающий доверия документ, и те 150 грамм наркотиков, изъятые в ходе обыска, — тоже, прекращаем преследование. Это реальный кейс.
И добавьте сюда обычный страх перед оправдательным приговором: следствие как институт очень не заинтересовано в оправдательных приговорах, почему и работает фильтр: если есть реальный риск получить оправдательный приговор, то дело не пойдет в суд вообще. Вот так презумпция невиновности работает через призму нашей системы.
«НН»: Вот известный пример фабрикации — подброшенный автомат фигуранту «Дела патриотов» Мирославу Лозовскому. Ясно, что подбрасывал не следователь, но следователь с этим потом разбирается.
Евгений Юшкевич: Следствие к этому не имеет никакого отношения, такие дела можно вынести за скобки — они явно выбиваются из картины обычной нормальной повседневной работы. Да и в итоге СК прекратил преследование этого человека.
«НН»: Дефицит и качество кадров — насколько это отражается на следственной системе?
Евгений Юшкевич: Я считаю вопрос острым, потому что основное требование к следователям — высшее юридическое образование.
И реальность такова, что в науке, юридической в том числе, вообще мало компетентных преподавателей, ученых — мы знаем, какой процент в науку идет тех, кто не нашел достойной работы.
Процент откровенной лженауки в юридической сфере настолько высок, что в моем окружении над многими преподавателями и учеными просто смеются.
Председатель ВАК Александр Гучок (преподавал у нас методику расследования преступлений) пытается вести борьбу, но эти метастазы научного паразитизма просто так уже не искоренить.
Возьмем, например, криминалистику — это как школьная алгебра для программиста, для судей, следователей и прокуроров.
Криминалистика — единственная практическая дисциплина, которую обязаны знать все, но кто ею владеет? Сами ученые в этой сфере в большинстве своем вместо того, чтобы заниматься практическими вещами, пишут диссертации, как правильно говорить: «структура преступления» или «характеристика преступления». После моей критики в фейсбуке два таких преподавателя со мной разорвали отношения.
И что скрывать: я бы не подпустил даже за километр от реального места преступления своего же лектора по криминалистике из университета.
Студенты вынуждены изучать криминалистику не с помощью преподавателей, а вопреки преподавателям!
Далее — в большинстве случаев следователями становятся выпускники Академии МВД и гражданских юридических факультетов. Но если после Академии МВД необходимо отработать 5 лет, то после гражданских вузов выпускники надолго не задерживаются.
Естественно, причина в оплате и условиях труда: почти всякая работа — проще, чем у следователя. И почти всюду оплата — выше..
Текучка кадров в некоторых районных подразделениях такова, что после года отсутствия можно не знать трети сотрудников.
Еще важная проблема, на мой взгляд, сама Академия МВД.
Следователи, оперативные сотрудники, по моему мнению, не должны учиться в отдельном закрытом казарменного типа учреждении.
Во-первых, качество непосредственно юридической подготовки, мягко говоря, оставляет желать лучшего: с момента поступления курсанты, как рядовые милиционеры, несут службу, ходят в наряды, живут на казарменном положении, что по сути — армия. Это не оставляет времени на полноценное классическое образование.
Во-вторых, их вырывают из обычной жизни и совершенно не понятно ради чего, потому что им нужно будет потом работать с самыми обычными людьми в обычных условиях.
Здесь же и проблема военщины: все же, по УПК, следователь — процессуально независимое лицо, а в Уставе написано, что он подчиняется приказам руководства. Логично? Нет.
При этом уточню, что условия в различных подразделениях могут быть диаметрально противоположными и иногда вполне комфортными, социальные лифты в следствии действительно работают, и квалифицированные сотрудники получают какие-то профиты, имеют возможность развиваться, выезжать на стажировки (даже в ФБР в США), учиться.
Действуют пресловутые «силовые» льготы.
Во время моей работы в СК у меня в отделе работало одновременно три победителя республиканских юридических олимпиад разных лет, и все они с юрфака БГУ — это достаточно красноречивый факт.
Могли они найти лучшую работу? Конечно, но они стали следователями. Мне в работе повезло — я работал в среде действительно компетентных интеллигентных и грамотных сотрудников, поэтому моя реальность покажется остальным слегка искаженной.
«НН»: Чем сильна наша следственная система?
Евгений Юшкевич: Наша следствие — серьезный отдельный институт, и он функционирует так, как задумывалось. А то, что я или кто-то еще критикует его работу, — вполне нормальный процесс.
В следствии сильнейшие перепроверки, фильтрация дел.
Следователи проверяют и отсеивают собранные дознанием материалы, дают им правовую оценку, прекращают дела, прекращают преследование в отношении отдельных лиц, раскрывают новые преступления.
Если договориться, что вот прямо завтра мы упраздним следствие, то органы дознания станут возбуждать дела, задерживать и направлять в суд всех подряд, потому что возбужденные дела — это их основной показатель, а юридического образования у сотрудников дознания может и не быть.
Таким образом следствие — это как первый серьезный адвокатский фильтр на пути к суду.
Вторую часть плюсов я бы отнес к работе Следственного комитета — если на первом этапе у некоторых отделов не было даже компьютеров, то теперь на техническое обеспечение жаловаться не приходится, тыловые службы быстро реагируют на нужды сотрудников, закупаются специальные устройства, криминалистические лаборатории, постоянно совершенствуются профессиональные средства.
Следствие действительно стремится развиваться и перенимать зарубежный опыт — даже таких рядовых сотрудников, как я в свое время, направляли на международные конференции.
Постоянно изучается опыт электронных дел, некоторые сотрудники СК сами занимаются написанием целых программных комплексов, и им создают для этого условия, выстраиваются взаимоотношения с западными правоохранительными органами, интенсивно — с США. Уверен, что для государственных организаций СК мог бы быть во многом примером с учетом специфики.
СК в последние годы принял и осознал кадровую проблему, и теперь новых сотрудников реально, а не как раньше — сразу в бой, вывозят на криминалистические полигоны, прогоняют и репетируют те или иные следственные сценарии и ситуации.
Планируется также создать свой собственный Институт повышения квалификации, через который буду пропускать всех новичков, чтобы они приходили на рабочие места с уже достаточным уровнем.
Пусть под обязаловку, но выпустили ведомственный журнал, в который пишут статьи не какие-то абстрактные псевдоученые, а сами следователи.
СК, в отличие от следствия КГБ (которое осталось) и следствия Генеральной прокуратуры (которое сейчас де-факто стартует с прокуроров-расследователей), собирает в себе компетенции бывшей прокуратуры, милиции, финансовых расследований, и перекрывает своими компетенциями все сферы расследований.
Когда КГБ расследует крупное резонансное дело, откуда, как думаете, берутся следователи следственной группы? Они командируются из СК.
Наконец, Беларусь действительно называют «красной страной» на территории СНГ. В уголовном мире говорят: «хочешь сесть — приезжай в Беларусь». Это важное репутационное и реальное достижение, если даже иностранная преступность знает, что система у нас работает.
«НН»: Как вам сейчас, со стороны, видится клондайк дел в отношении малолетних наркоманов? Когда по 3-й части ст. 328 оформляли всех, а в суде потом звучало «сбыл неустановленный объем неустановленным лицам в неустановленном месте…».
Евгений Юшкевич: Здесь придется вспомнить, что некоторое время работал на этой линии: в 2012 году рынок уже был децентрализован, интернет его переворачивал каждый день. Любой подросток может оплатить закупку у оптовиков и распространять самостоятельно. А самим оптовикам иногда нет даже 16 лет. Поэтому… А комментировать чужие дела, о которых вы говорите, я не могу. Ясно, что вина должна быть доказана в соответствии с законом.
«НН»: У кого же самая крутая система правосудия и следствия, на которую нужно равняться?
Евгений Юшкевич: Все европейские страны уже много лет изучают грузинский опыт, он во многом уникален, признавался Всемирным банком лучшей реформой полицейской (правоохранительной) системы в мире.
В Грузии радикально пошли и сломали все советское, чтобы внедрить все современное: от электронной уголовного дела и института детективов до простой человеческой оплаты труда детективов, что автоматически создало серьезный конкурс на работу.
От себя скажу, что, когда сидишь на международной конференции и видишь, как обыкновенный сотрудник прокуратуры Грузии переходит с русского на немецкий, а потом на английский, у тебя просто открывается рот и ты понимаешь, что Академия МВД с 130 вступительными баллами или БИП — немного не то, что нужно нашей стране.
«НН»: Какая же у нас вообще раскрываемость по делам с реальными потерпевшими?
Евгений Юшкевич: Раскрытие и расследование — совершенно разные процессы. Раскрытие может происходить оперативным (реальным), следственным и экспертным способами, причем первым раскрывается львиная доля, остальные виды раскрытия можно считать факультативными.
Основная работа оперативников — раскрывать, основная работа следователя — расследовать (исследовать детально обстоятельства, дать им юридическую оценку).
А официальными данными я не владею.
«НН»: А как часто следствие ошибается?
Евгений Юшкевич: На юрфаке студенты по 200 раз изучают дело витебского маньяка, когда под смертный приговор попали невиновные.
Следствие — это институт, где работают реальные обычные люди, и эти люди ошибаются.
По замыслу, для выявления ошибок и существуют прокуратура и суд. Но реальность такова, что люди все равно ошибаются, и этот факт всегда нужно держать в голове.
Когда однажды готовил научную работу на юрфаке, обнаружил, что мой двоюродный брат, умный мужик, обвинил человека в убийстве, тогда как для меня, студента, было очевидно, что имела место необходимая оборона.
Хорошо, что в той ситуации суд все же полностью оправдал человека. И это один из ближайших примеров.
Следствие ошибается, да. И допускает ошибки так же часто, как ошибается любой другой человек в любой другой сфере.
Артем Гарбацевич, фото Надежды Бужан
https://nn.by/?c=ar&i=235916&lang=ru
