Но его – нашли.
Сначала был звонок по телефону:
– Вацлав Сигизмундович?
– Так.
– Это из ИВС… Прапорщик Кирдун беспокоит.
– Что вам угодно, милейший?
– Вацлав Сигизмундович, вам известно, что четыре месяца тому в столице нашей Родины произошел… взрыв?
– Дорогуша моя, прапорщик Кирдун, кому же это неизвестно? Тем более что у меня работа такая – знать то, что другим, так сказать, неизвестно.
– Ну, так вот, сейчас в нашей стране проводится дактилоскопия. И нам нужны ваши отпечатки. Вы должны прийти…
– Позвольте, вы что хотите меня обвинить в этих событиях? Лично меня – Вацлава Сигизмундовича Принципа, главного редактора газеты, журналиста?..
– Понимаете, Вацлав Сигизмундович, нам сказано, что вы должны… прийти… и сдать свои пальцы.
– Знаете, прапорщик Кирдун, меня эта ваша постановка вопроса, весь этот разговор – оскорбляет. Посему я вынужден его прекратить. Честь имею.
Вацлав Сигизмундович гневно положил трубку, гневно посмотрел на нее, словно собираясь причинить ей какой-то вред, и чертыхнулся, чего не позволял себе делать даже по большим праздникам.
Лицо его со стилизованными а-ля начало двадцатого века очками в золотой оправе покраснело. Он нервно, как перед кулачным боем, мял руки, восклицая: «Нет, какая наглость! Какая наглость!..»
Словом, еле «отошел», еле взял себя в руки…
Прошла неделя.
Вацлав Сигизмундович только-только вернулся из командировки и даже не успел еще поужинать. Звонок в дверь. Пошел открывать.
На пороге, как лист перед травой, стояли двое.
Один – помладше, другой – постарше. Один – пониже, другой – повыше.
И оба – в форме какого-то неустановленного образца: верх – бушлат защитного цвета, низ – вполне себе гражданские штаны.
– Вацлав Сигизмундович, вы знаете, что в столице нашей Родины…
– Что, опять?! – перебил их Принцип. – Нет, это уже ни в какие ворота… Что за безобразие!... И почему вы, скажите на милость, не по уставу действуете, не представляетесь, например? Вот вы кто? – обратился он к тому, который был помоложе и пониже.
– Младший лейтенант Шумахер…
Вацлав Сигизмундович на минуту задохнулся.
– Так вы еще и издеваетесь надо мной? Младший лейтенант Шумахер!.. – играя голосом, протянул он. – Очень изобретательно!..
– Нет, это в самом деле так, я – Шумахер… Младший лейтенант… Вот мое удостоверение, – растерянно-смущенно проговорил тот.
Вацлав Сигизмундович, раздраженно блеснув очками, поднес к глазам поданную ему карточку, стал удивленно, по слогам, читать:
– Шумахер, младший лейтенант … Абсурд какой-то… Нет, это выше моих сил! – почти прокричал он и захлопнул дверь.
Шумахер и тот, что повыше и постарше, хитромудро оставшийся неназванным, постояли еще немного, хлопая глазами, разглядывая текстуру железных дверей, а потом уже пошли – вниз по лестнице, забыв про существование лифта.
И вид у них был, как говорится в таких случаях, как у опущенных в воду …
Но оно уже случилось – страшное: Вацлав Принцип вышел из себя!
Мало кто видел его в таком состоянии. А кто видел, уже не расскажет…
В общем, если Вацлав Сигизмундович вышел из себя – обходите за два квартала. Впрочем, можно и за три. Для безопасности.
Вернувшись в кабинет, он первым делом сбросил со стены портрет вождя (висевший у него для ежедневных упражнений в иронии-сатире и бросания дротиков) и хорошенько так, с неплохим ударом правой ноги, потоптался по нему.
Потом метнулся к «доисторической» радиоточке на кухне и вырвал ее – с корнем, с мясом!
А в завершение погрома «уронил» в гостиной телевизор и театрально ойкнул.
Затем достал из заповедного шкафчика бутыль французского коньяка, одобрительно булькнувшей в его нервной руке, и налил себе «рюмашечку».
Посидел-подумал. И налил еще раз. И еще.
– Так-с, – удовлетворенно проговорил он минут через десять, – надо предпринимать меры. Хотя бы для того, чтобы в следующий раз ко мне не заявился какой-нибудь… какой-нибудь… Пеле – с Марадоной! Да, с этим абсурдом определенно надо кончать. Иначе он меня поглотит!
Вацлав Сигизмундович, злорадно потирая руки и напевая арию из «Аиды», прошел в свой кабинет, сел за стол, включил компьютер, и через двадцать минут уже было готово исковое заявление в суд – с требованием отменить как незаконное Распоряжение министра внутренних органов о дактилоскопии гражданских лиц…
«Покажем юристу – и в дело. Младший лейтенант Шумахер!» – растягивая слова, произнес он вслух и рассмеялся.
Заявление, оформленное по всем правилам юридической науки, у него приняли. И даже сделали вид, что приступили к его рассмотрению.
Но – на самом деле – стали тянуть кота за хвост, который уже много лет верноподданно прислуживал мадам Фемиде в их стране.
В общем, через два месяца, – со скоростью небывалой, небывалой! – их законодатель принял поправки в действующий закон «О государственной дактилоскопии», учтя те «пробелы» в нем, на которые вполне справедливо указал Принцип.
И теперь Вацлав Сигизмундович, теоретически и практически, как бы должен был пройти эту процедуру, к которой с маниакальной страстью принуждало его государство, – сдать отпечатки.
Сдать, мы сказали!
Опять последовали звонки с приглашениями «явиться».
Впрочем, звонившие уже не имели «знаменитых» фамилий, и Вацлав Сигизмундович вполне успешно держал эти случаи на периферии своего сознания.
В смысле, больше не выходил из себя.
31 декабря ему даже удалось достичь вполне предновогоднего расположения духа.
Благостного такого расположения. И даже – мечтательного.
Днем он купил подарки всем, кого уважал и любил, и сейчас с затаенной радостью рассматривал их у себя в кабинете, шелестя целлофаном и оберточной бумагой.
Звонок в дверь. Настойчивый.
«Кто это к нам?.. «К берегам священным Нила», – напевая начало «аидовской» арии, улыбаясь, распахнул дверь…
– Вацлав Сигизмундович? – спросило что-то, – уже в совершенно правильном форменном одеянии…
Анатолий САНОТЕНКО
Источник:
mediakritika.by
